— Через пять лет я от этой должности откажусь, Трофим Павлович, — решился я. — Я же говорю — я не уверен, что и сейчас не поздно предпринимать некоторые шаги, но пока, на мой взгляд, есть шанс всё исправить. Через пять лет всё будет бессмысленно. Делать можно, нужного результата не будет.
Он остановился и удивленно посмотрел на меня:
— Это почему ещё?
— США, Британия и, думаю, Израиль, наращивают влияние собственной идеологии в нашей стране, — сказал я. — Пока исподволь, в малых дозах. Джинсы, музыка, кино, техника, мебель. Сейчас за этим охотятся далеко не все. А через пять лет за финскую стенку кто-нибудь обязательно родину продаст, причем я говорю не фигурально. Вот предложат человечку финскую стенку — и он с легким сердцем отдаст секреты новейшего танка или ракеты. С этим надо бороться, на мой взгляд…
— А диссиденты? — уточнил Чепак.
— А их просто пересажать, чтобы под ногами не путались, как и ваших незалежников, — жестко сказал я. — Чтобы не отвлекали ресурсы, не требовали времени на игры с ними. Вы знаете, на днях я узнал, что московскому театру на Таганке дозволяют вести эдакую культурную фронду. Дозволяют мои начальники. Но когда я спросил их, в чем смысл этой операции, ответить они не смогли. Да я и сам знаю, что смысла нет — но люди заняты делом, пишут отчеты… Я ведь тоже ещё год назад обходил по кругу всяких артистов, что читают изданные на Западе книги, беседы с ними вёл, биографию им портил… А смысл… сейчас я смысла этих действий не понимаю.
Некоторое время мы с Чепаком шли молча. В этом райончике действительно было красиво, тихо и в чем-то умиротворяюще — хорошее местечко, чтобы после радения о делах государственных посидеть, погулять и подумать о вечном.
— То есть ты всё-таки предлагаешь ничего не делать? — спросил он.
— Почему? — я улыбнулся. — Сложить лапки — самое простое, Трофим Павлович. Думаю, мы ещё поборемся. Я посмотрю эту папку… у меня и свои наработки остались, может, что соображу такого, что даже в ЦК компартии Украины не смогут игнорировать. Но у меня к вам просьба будет. Будьте осторожны. И напишите рапорт по поводу обнаруженного вами микрофона. Всегда полезно знать полную картину.
— Хорошо, это сделаю… а потом? Кроссворды разгадывать?
— Ну если вы не хотите кроссворды… — я улыбнулся. — Мне нужна информация по диссиденту Виктору Красину. Он родился в Киеве, вроде бы у него отца расстреляли в тридцатые, а они с матерью в Москву сбежали, так и смогли уцелеть. Но в его деле не сказано, кем был его отец, где он работал, почему его репрессировали. Даже адреса киевского нет, хотя он у нас частый клиент, коллеги могли бы и озаботиться пробелами в его биографии. Могу официальный запрос сделать, но если там какая-то нехорошая тайна, лучше, думаю, не светить этот интерес.
— Любопытно, — Чепак кивнул. — Позвони мне из Москвы, расскажешь, что о нем известно, чтобы не с пустого места копать, а я гляну, что нашим известно.
Он говорил предельно серьезно, и, кажется, я смог его заинтересовать. Правда, сам я был уверен, что это некая пустышка, и будет жаль, если свежеиспеченный генерал поймет это в процессе поисков. Но мне загадка Красина покоя не давала — сам я хотел зайти на него с московской стороны, хотя и был готов к тому, что ответы мне ничего не дадут.
— И ещё… но это личное.
— Что такое?
— Помните Саву? Ну, музыканта, который с нами в самодеятельности выступал?
— А как же, он же из этих, волосатиков?
— Почти, все музыканты из этих, — улыбнулся я. — Сава тоже сейчас в Киеве, у Льва Дутковского в «Смеричке» играет. Вроде бы всё в порядке, но что-то мне этот Дутковский не нравится… заочно, лично я его не знаю. Мне кажется, стоит его биографию тоже пристально посмотреть — кто родители, где живут, какие взгляды исповедают. А то он как-то слишком увлечен продвижением всего украинского, а это для музыканта не слишком типично, прямо скажем.
Чепак пару мгновений обдумывал мою просьбу, но потом кивнул.
— Сделаю, Виктор. Но будешь должен.
— Я и так вам должен, Трофим Павлович, — серьезно сказал я, нисколько не покривив душой. — По гроб жизни должен. Отвезете меня в аэропорт?
[1] Андропов никаких мемуаров не оставил, а вот Горбачев Федорчука очень не любил и при первой же возможности отправил в отставку весьма обидным способом. Причина этой нелюбви непонятна, другие отзывы об этом генерале тоже родом из перестроечного времени и чаще похожи на анекдоты. В более-менее нейтральных источниках его считают обычным служакой и трудягой. В украинском КГБ он просидел 12 лет без особых нареканий.