[3] Военный, младший лейтенант Ильин в 1969 году стрелял в кортеж, в котором, как он считал, ехал Брежнев. Убил водителя, ранил мотоциклиста сопровождения и двух космонавтов, которые направлялись в Кремль на встречу с главой государства. Его не расстреляли, но следующие 20 лет он провел в отдельной палате психиатрической больницы в Казани. В 1990-м выпущен на свободу, сейчас живет в Петербурге. Во время следствия он, кстати, встречался с Андроповым и заявил тогда, что его целью было устранить Брежнева, чтобы Генсеком стал Суслов.
[4] Этот факт — из доклада Андропова на Пленуме ЦК в апреле 1973 года — том самом, на котором он был избран членом Политбюро.
Глава 20
«Полный круг завершен»
Наверное, мне надо было воспользоваться оказией и изложить Андропову все свои соображения о том, что нужно делать, чтобы сохранить Союз. Например, напомнить, что свою статью «О праве наций на самоопределение» Ленин написал ещё до революции и даже до начала Первой мировой войны, совсем в других условиях, когда большевики были готовы идти на союз с кем угодно, поскольку им это было очень нужно в силу исторических обстоятельств. И указать, что нынешняя форма организации СССР появилась с прицелом на будущее — мол, к этому Союзу будут присоединяться всё новые и новые национальные образования, пока советским и социалистическим не станет весь мир.
Даже в 1972 году было понятно, что эта идея была прекраснодушным мечтанием, реализовать которое на практике было очень сложно, если не невозможно. В принципе, это должен был понять уже Сталин в тридцатые — и, наверное, предпринять какие-то меры. Но то ли уже тогда наследие Ленина было нельзя подвергать ревизии, то ли помешала война, но по этому направлению не было сделано буквально ничего. Вернее, одну вещь власти смогли изобразить — придумать некий «советский народ».
Этот термин употреблялся ещё в двадцатые, но лишь в приложении к самому СССР — мол, если Союз — советский, то и граждане в нем тоже советские. Закрепил эту максиму вездесущий Хрущев, а окончательно утвердил уже Брежнев. В целом они были недалеки от истины — такой народ действительно сформировался, и любой условный узбек или не менее условный чукча имели никак не меньше прав, чем русские, украинцы или какие-нибудь латыши. Но это в теории. На практике бытовой национализм имелся, хотя, конечно, не в том объеме, в котором он выплеснулся наружу в конце восьмидесятых — всё же до этого особо выдающихся особей, считавших свои нации выше других, оперативно брали на карандаш и всячески критиковали, вплоть до высшей меры наказания. То есть борьба велась, но словно бы не всерьез. Например, украинизацию, коренизацию и прочие –зации рассматривали как отдельные явления, к национализму не имеющие никакого отношения, а по шапке били тех, кто кричал, допустим, «Армения превыше всего» — многие ещё помнили похожий лощунг, с которым миллионы немцев устремились завоевывать жизненное пространство на востоке.
Но, разумеется, всё было не так просто. Та же украинизация дала плоды через два-три поколения; прибалты вообще всегда считали себя особенными, а во внутренние дела республик Закавказья и Средней Азии власть в Москве совалась с большой осторожностью и только после предоставления неопровержимых доказательств. Я видел, что Москва и на Украину смотрела сквозь пальцы — но это можно объяснить тем, что Брежнев и его ближний круг считался днепропетровским, то есть как бы украинским кланом. Правда, сами украинцы были, кажется, совсем другого мнения — они охотно пользовались даваемыми им привилегиями, но обязанности выполнять не торопились.
Ломать эту систему надо было сразу после войны, когда у Сталина открылось невероятное окно возможностей — этих переселить туда, этих — сюда, тех и тех — перемешать, да так, чтобы браки между представителями разных народов стали обычным явлением. Но этот проект даже с моей колокольни выглядел неподъемно дорогим — и, видимо, в разрушенной стране для него просто не нашлось средств. Ну или Сталин уже был старенький, на подобные мелочи внимание обращать перестал, а советники вовремя не подсказали. В принципе, Маленков о чем-то похожем мне говорил — переселить в Киев пару миллионов советских граждан и вся недолга. Он, конечно, не сказал, где этих «советских граждан» взять, но я и так догадывался, поскольку сейчас самыми советскими неожиданно для себя оказались русские. И, наверное, в какой-то степени — белорусы.