Несчастный сиротка, благородный, целомудренный Спенсер, странствующий рыцарь, пережиток средневековья.
Было около трех, когда Спенсер пошел в спальню. Он сделал запись в дневнике и сейчас, хотя голова его оставалась свежей, чувствовал усталость во всем теле.
Он уже собирался выключить свет, как вдруг снова зазвонил телефон, и на этот раз Спенсер поднял трубку.
— Когда ты пришел домой? — спросила Джин.
— Давно, — ответил Спенсер. — Не было и двенадцати.
Наступило короткое молчание, затем она сказала:
— Я звонила тебе после часа, никто не ответил.
— Наверно, я был в ванной или еще где-нибудь, — объяснил Спенсер.
Снова наступила пауза.
— Почему ты не спишь? — спросил он.
— Я спала, — сказала Джин. — Я легла сразу, как ты ушел, а потом проснулась. Я очень беспокоюсь о тебе.
— Не стоит.
— Ты говорил с Луизой о статье Фаулера?
— Нет, — ответил Спенсер. — Луиза не знает об этом. Я говорил с Лэрри.
— Что он сказал?
— Ничего особенного, — ответил Спенсер. — Ничего особенного он не сказал. Сейчас ничего и нельзя сказать.
Спустя мгновение она спросила:
— Почему ты никогда не берешь меня с собой, когда идешь к ним?
— Я не уверен, понравятся ли они тебе.
— Не понравятся, — сказала Джин. — Я знаю, что не должна говорить тебе это, потому что ты без ума от них обоих.
— Не болтай вздор, — сказал Спенсер.
— Все, что они говорят и делают...
— Дорогая, — сказал Спенсер, повышая голос, — давай оставим эту тему. Прошу тебя. Сейчас три часа ночи, а у меня впереди тяжелый день.
— Извини. — В ее голосе слышалась нежность. Она добавила: — Милый, я не пойду на вечер к Полю. Ты ведь не хочешь, чтобы я пошла, правда?
— Не хочу. Давай пообедаем вместе.
— Давай, — покорно согласилась она. — Милый, я тебе, наверно, надоела? Я ни чуточки не виню тебя. Я сама вешаюсь тебе на шею.
— Нет, — ответил он, улыбаясь, — не надоела. Ты... ты замечательная.
— Как бы мне хотелось сейчас быть около тебя, — сказала Джин. — Рядом с тобой. Сейчас.
— Да.
После этого он долго лежал неподвижно. Наконец уснул и спал, не просыпаясь, до семи часов утра.
13. Суббота, 21 июля, 7.30 утра
Спенсер только начал бриться, когда из Вашингтона позвонил Майрон Вагнер и попросил его дать заявление для печати в ответ на статью Уолта Фаулера.
— На этот раз я, пожалуй, не буду делать заявлений, — сказал Спенсер.
— Почему, черт побери? — сердито спросил Майрон.
— Потому что я не готов.
Спенсер сидел на кровати, стирая с лица мыльную пену.
— Как нью-йоркские газетчики? Ты говорил с ними?
— Ко мне никто не обращался, — ответил Спенсер.
В голосе Майрона зазвучало удивление:
— Что-то необычное, а? Мне все это кажется странным. Я думал, что они ухватятся за такое дело.
— Ты хочешь сказать, что я уже представляю собой целое дело? — спросил Спенсер.
Он был раздражен: мыльная пена попала на трубку.
— Черт возьми, а ты что думаешь? — закричал Майрон. В эту минуту зазвонил дверной звонок в квартире Спенсера. — Помни, я первый тебя предупредил, сукин ты сын. Если кто имеет право...
— Подожди минуту, — перебил его Спенсер. — Кто-то пришел. Если ты не кончил и...
— Нет, — сказал Майрон, — я не кончил, мой мальчик. Я даже не начинал.
— Тогда подожди.
Спенсер положил трубку на стол и, продолжая вытирать лицо, направился к входной двери.
— Кто там? — спросил он.
— Письмо для мистера Донована, — ответил мужской голос.
Спенсер отворил дверь, и в комнату быстро проскользнул незнакомец, не дав Спенсеру себя задержать.
— Меня зовут Пит Гардинг, — сказал он.
Это был высокий мужчина лет сорока с худым, чисто выбритым лицом, с копной темных, не покрытых шляпой волос. Он был одет в светло-серый костюм, который хорошо на нем сидел.
— Что вам угодно? — спросил Спенсер.
Человек прошел мимо него в гостиную.
— Я репортер, мистер Донован.
Спенсер пошел за ним.
— Послушайте, мне нечего сказать вам. Я разговариваю сейчас с другим городом и...
Человек повернулся к нему с приятной улыбкой.
— Пожалуйста, заканчивайте ваш разговор, мистер Донован. Я могу подождать.
С минуту Спенсер смотрел на него, затем, решив, что ничего другого делать не остается, прошел обратно в спальню и взял трубку.
— Ну, — сказал он, — кажется, они напали на меня... Хелло, Майрон?