Спенсер уже лег и уснул, когда зазвонил телефон. Он впотьмах нашел выключатель, зажег свет и взял трубку, ощущая ее вес и холод. Была половина пятого утра.
— Да?
— Я только что вернулась домой, — сказала Джин. — Я чудесно провела время.
— Хорошо.
— Я не пьяная, — заявила Джин.
Спенсер вспомнил, что между ними что-то произошло, но не мог припомнить, что именно. Он пытался собраться с мыслями.
— Что ты делал? — спросила Джин.
— Я поехал домой.
Наступило короткое молчание.
— Ну, тогда все. Если тебе нечего сказать мне...
Она ждала, но Спенсер никак не мог вспомнить.
— Иди к черту! — крикнула Джин.
Он услышал гудки отбоя.
Спенсер выключил свет. Засыпая снова, он услышал монотонный шум, похожий на дробь барабана, и понял, что идет дождь. Но даже не подумал о своих ботинках, оставшихся на балконе.
15. Воскресенье, 22 июля, 7.00 утра
Спенсер даже по воскресеньям вставал рано. Человек довольно педантичный, со сложившимися привычками, он с годами выработал для воскресных и праздничных дней определенный распорядок, которого с удовольствием придерживался, добродушно иронизируя над самим собой и изредка — раз или два за несколько месяцев — его нарушая, впрочем только для того, чтобы доказать себе, что может идти и не по проторенной дорожке.
Он поднимался около семи, брился и принимал душ, как и в обычные дни. Затем — тут уже вступал в силу его распорядок — разгуливал по квартире в одних трусах. Он складывал стопкой газеты — по воскресеньям Спенсер читал все нью-йоркские газеты, — проверял электрические часы, за неделю уходившие на несколько минут вперед, переставлял книги на полках, точил карандаши, наполнял сигаретами коробки — словом, вновь становился хозяином своей квартиры, причем занимался всем этим неторопливо и охотно.
Затем он накрывал стол для завтрака — в хорошую погоду на балконе, а если день выдавался холодный или дождливый, то в комнате. Он клал ложки и нож на строго определенные места, свертывал по всем правилам бумажную салфетку и наливал воду в стакан, хотя почти никогда к ней не притрагивался. Проделав все это, Спенсер шел на кухню и готовил себе обычный воскресный завтрак: два яйца всмятку, два ломтика хлеба, поджаренного в масле, большой стакан апельсинового сока и две чашки кофе. За завтраком он начинал читать газеты. Вначале Спенсер обычно просматривал сообщения о бейсболе и футболе, если на первой странице не оказывалось какой-нибудь сенсационной информации, которой нельзя было пренебречь. Затем он читал театральную страницу, а потом без всякого разбора — все другое, приберегая на сладкое свои любимые комиксы: «Блонди», «Лил Абнер» и «Дик Трэйси». Закончив завтрак, он убирал со стола, уносил посуду в кухню и, слегка ополоснув ее, оставлял в раковине, а сам возвращался в гостиную дочитывать газеты.
Из всех обязанностей, лежавших на нем по воскресеньям, когда Эмма не приходила, Спенсер не любил только уборки постели и обычно ее не убирал, если не ждал гостей, которым могло прийти в голову осмотреть его квартиру.
В воскресенье, кроме того, Спенсер сидел у телевизора. В остальные дни недели он редко его включал, но по воскресеньям приемник работал у него почти с самого утра, когда передавали спортивные новости и последние известия, и до позднего вечера или до тех пор, пока Спенсер куда-нибудь не уходил.
Это воскресенье было пасмурным и дождливым. Спенсер позавтракал. Шел только десятый час — слишком рано, чтобы звонить Марку Хелриджу в Коннектикут. Он стал просматривать «Геральд трибюн». На пятой странице под заголовком «Сенатор нападает на нью-йоркского адвоката» была помещена следующая заметка: