— По такому поводу бумаг не выдают. Но будьте уверены мой приказ с самого… — я сделал многозначительную паузу, — верха.
Доктор колеблется. Как минимум он не на сто процентов уверен, что я псих. Этого достаточно. Пока он робко шевелил губами, пытаясь подобрать слова, я продолжил с нажимом:
— Ну вы же понимаете, что ТАКИЕ приказы, — я сделал ударение на слове "такие", — в письменном виде не отдают. Боюсь, что если у меня возникнут проблемы с его исполнением, то работать будет другая команда. Возможно они захотят убедиться, что вы и ваш персонал строго следовали абсолютно ВСЕМ инструкциям, касательно особых пациентов. Такие милые девушки у вас работают, очень печально, когда в пожарах гибнут столь юные и очаровательные особы.
Врач покраснел, побледнел и я, наконец, увидел, как задрожали его пальцы. Эх, вернусь — буду поступать на актёрский. Пока я чего-то не понимаю, зато доктор — понимает. Жаль нельзя его спросить, иначе весь мой маскарад мигом раскроется.
Я постарался незаметно выдохнуть, улыбнулся главврачу, как старому приятелю и вынул руку из саквояжа.
Мы спустились по лестнице и пошли по длинному коридору. Я старался не встречаться глазами со встреченными людьми. У кого-то из них во взгляде читалась пустота и отрешённость, а кто-то из них явно знал некую свою великую истину и жаждал ею со мной поделиться. Наверняка, если бы я не следовал за человеком в белом халате, просто так пройти мне бы не удалось.
У самой дальней стены нас поджидала металлическая дверь. Доктор отпер её ключом и сделал приглашающий жест.
— Никуда не уходите, — я улыбнулся и подумал, что не хотел бы увидеть эту мою улыбку со стороны.
Карл понуро сидел на койке. Моё появление вмиг озарило его лицо удивлением и надеждой. Я подошёл вплотную и буквально возя губами по его уху тихо-тихо прошептал
— Мэриэнн Смит, вы знакомы?
Карл отчаянно закивал.
— Скажи вслух, что хочешь её видеть и погромче, — продолжил я.
— Я… — его голос дрогнул, а потом вдруг набрал силу, — я хочу видеть мою мать!
Ах, мать, ну да, логично. И как я сразу не догадался? Фамилия-то одна. Я хотел быстро достать нужный предмет из саквояжа, но пришлось покопаться секунд пятнадцать. Если главврач опомнится — нам крышка. Всем крышка! Я аккуратно надрезал кожаный ремень стягивающий запястья Карла, указал ему на надрез и погрозил ему пальцем, а затем приложил указательный палец к губам.
Только бы главврач не начал думать, с испугу то он мне поверил, но вряд ли эффекта неожиданности хватит надолго.
Не теряя времени, я выволок Карла из палаты за шкирку. В другой обстановке это бы выглядело смешно, но пребывание в дурке явно не пошло ему на пользу. Обычно осанистый и представительный Карл сутулился и мелко перебирал ногами, не понимая, что происходит, поэтому моё представление продолжало выглядеть довольно естественно.
— Кто мы такие, чтобы отказать в последней просьбе, нашему другу? — я снова изобразил дружелюбие на лице.
Спустя минуту путешествия по коридору с психбольными мы прибыли к палате, дверь в которую даже не была заперта. Я постарался изобразить укоризну, встретившись с взглядом с главврачом. И уже привычно повторил:
— Никуда не уходите.
Мы вошли в небольшую палату с зарешеченным окном. В ней оказалось не в пример уютнее чем в предыдущей. Мягкая на вид постель, столик, тумбочка и даже пара стульев, на одном из которых сидела измождённого вида седая женщина.
Карл посмотрел на меня, словно спрашивая: чего мол хотел? Потом подошёл к пациентке.
— Мама…
Женщина резко обернулась, услышав эти слова, на долю секунды её лицо озарила радость, но в тот же миг улыбка исчезла, а ей на смену пришла злобная гримаса:
— Не мамай! Мама твоя в усыпальнице! — Таким же рваным движением пациентка снова обратила взгляд в стену и будто бы продолжила прерванный разговор, — сынок, сыночка миленький! За что же ты так со мной, за что заключил здесь…
У меня появилась догадка, и я поспешно захлопнул дверь в палату и продолжил слушать обращённый к стене монолог:
— …я же для тебя всё, я как любая мать желала самого лучшего будущего для тебя, я сделала тебя императором… А ты меня сюда! Как же ты мог.
— И вот так уже почти десять лет, — с досадой прохрипел Карл, — говорит, не я её сын, а император мол её ребёнок.
— Господин Карл, — я уже сложил в уме два и два, — помнится, перед приёмом вы говорили мне, что император вам приходится молочным братом, что значит, ваша матушка кормила его грудью.
— Но от этого он не стал ей сыном! — с яростью прохрипел карл.