– Привет. А подскажи, пожалуйста…
– Минуточку.
Волгушев чуть наклонил голову, но девушка как-то по интонации, что ли, решила прямо здесь замолчать.
– Мне кажется, или вы только что попытались навязать мне гендер?
– Чего?
– Я предпочитаю характеризовать себя при помощи местоимений «они», – он легонько наискось разрезал воздух ладонью, – «он».
Джек помолчала.
– Обращаться на «вы» типа?
Волгушев слегка поклонился.
– Хорошо. Извините.
Они обменялись натянутыми улыбками, и впредь Гроб в магазине на всякий случай не использовала вообще никакие местоимения.
N подводила к Волгушеву представительного мужчину с животиком и быстро переводила взгляд с одного на другого (мужчина снисходительно улыбается, Волгушев клацает клавишей в экселевской таблице). «А вот у нас как раз есть специалист по этому вопросу, да, Петя?» Мужчина, не торопясь, рассказывал, что ему хочется какого-то, понимаете, большого русского романа, как в школе читали, чтобы любовь, и диалоги со смыслом, и описания еды. Волгушев дожидался, когда хозяйка отойдет, и сразу же переходил к делу, часто еще на вопросе собеседника:
– Ну, так как вы все русские романы уже прочли, остается советовать американские. Вот, например, хит продаж: русский граф возвращается в 1922-м в Москву, его арестовывает чека и после допроса приговаривает к пожизненному домашнему аресту в гостинице «Метрополь». Так он там до конца книги и мучается, извините за спойлер.
– Это по реальной какой-то истории?
– А то. Станут американцы врать. Ну, может, был тот «Метрополь» в 22-м учреждением, а не гостиницей. Ну или должны были графу дать всяко не меньше десяти лет Соловков. Но не от балды же лауреат «Букера» такое написал, наверняка на что-то опирался. У них и нон-фикшна про революцию много выходит, отслеживают тему.
Мужчина, раскусив некоторую иронию, криво улыбнулся:
– И как, покупают такое?
– Покупать, может, и покупают, но что читают – ни за что не поверю.
– А вы сами, может быть, что-то пишете?
– Нет, я просто живу.
Работал Волгушев больше всех, и поэтому на его выходки закрывали глаза. Он таскал все тяжести, передвигал всю мебель, развозил заказы курьером и, в общем, относительно сносно торговал в зале. У него были и безусловно сильные стороны. Когда магазин участвовал в книжной выставке, к романтически растрепанному Волгушеву, закасавшему рукава свитшота и нацепившему на пояс барсетку для наличных, подошли абсолютно все женщины, какие вообще были в тот день в помещении.
Как-то фотограф, которого обожали Катя с Алиночкой, накупил за раз столько альбомов по искусству, что, хохоча, заявил, что из магазина их унести не сможет и, наверное, лучше поставит книги обратно на полки, но так, чтобы читать их никому, кроме него, не разрешалось. Тюк книг нести к фотографу, естественно, вызвался Волгушев. Фотограф открывал и придерживал двери, Волгушев, как носят арбуз, прижав к животу, нес книги. В большой светлой квартире, которая вся была видна от входной двери, были только разбросанные по полу вещи и разложенный диван у окна. На диване громоздилась гора белья. Из-под белья выглядывала босая женская нога.
– Она в порядке, просто вмазанная.
Волгушев поднял брови.
– Шучу. Книжку читала до утра, теперь отсыпается.
К тому же всегда случались покупатели, которые в упор ничего не замечали и оказывались Волгушевым именно из-за его выходок очень довольны. Одна пожилая женщина решила, что Волгушев – идеальный учтивый продавец, после того как он, утомленный ее долгим объяснением, что да зачем она должна купить, паясничая, сказал: «Книга – лучший подарок. Особенно если куплена в нашем магазине», – и теперь каждый раз норовила от книги в руке перейти с ним к разговору о неблагодарной молодежи. Другой, которая все требовала книгу, что после себя оставит «светлое ощущение, чувство легкости и счастья», Волгушев выдал оформленный как небольшую книжку блокнот и угадал – блокнот ей как раз нужен был в подарок.
Остальные его выходки проходили у N где-то на периферии зрения и в какой-то момент даже перестали вызывать сильные переживания.
Вот бородатый толстяк пыхтит у полки: он не находит почти совсем никаких комиксов. N, занятая своими делами, подсказывает ему, что необходимые он всегда может заранее заказать у, вот, сотрудника – и в следующий раз застает толстяка уже совершенно красного и почти кричащего на Волгушева: