Старкальд неопределенно кивнул.
Сорнец был ошеломлен и совершенно сбит с толку. От упоминания битвы, что разыгралась по его страшной наводке, он лишь опустил взгляд — жгучий стыд обуял его, ведь перед ним, если глаза не обманывали, стояла та, которую он предал и наверняка обрек на смерть.
— С тобой мы обличим его!
— Не понимаю, — сорнец робко ухватил край ее одеяния и ощупал. Ткань настоящая, хоть и странного, невозможного цвета. — Неужто… вы правда… княжна? Как вы тут… оказались?
Девочка улыбнулась.
— Я и сама не знаю. Считай меня колдуньей. Но что же с тобой? Что это за место?
— Я раб, на нас напали… чудища… на мосту.
— Раб? У Раткара?
— В Черном городе, — ответил Старкальд, стараясь избегать прямых взглядов, ибо нестерпимый стыд за содеянное при Хаонитовых могилах обуревал его.
Позади княжны послышалось приглушенное шипение и какой-то шум, похожий на крадущиеся шаги босых ног.
Они обернулись и задержали дыхание, прислушиваясь.
— Порченые, — прошептал сорнец.
— Я выведу тебя.
Призрак Аммии давал немного света, и теперь можно было рассмотреть низкий пролом, который пропустил Старкальд во время обхода. Он действительно не замурован, не сброшен в бездонную яму. Он в самом деле жив!
Гирфи! Он еще может к ней вернуться. Сердце его загорелось надеждой.
Совсем без оружия Старкальд чувствовал себя неуютно, поэтому подобрал увесистый камень — все лучше, чем ничего.
Аммия протиснулась в щель и увлекла его за собой.
Ковыляя за ней как мог быстро, он все пытался переварить то, что видит. Аммия, наследница Дома, каким-то чудом появилась в нескольких днях пути от столицы ровно в том месте, где очутился он.
Безумие! Или колдовство. Чего стоит один только вид ее, мутно-серый и расплывающийся? Однако же, дивная греза эта не исчезала. И если княжна вытащит его наружу, то какая разница, откуда она явилась?
Боязливо озираясь, девушка нырнула в одно из ответвлений пещеры, настолько узкое, что пробираться по нему приходилось боком, прижимаясь к стенам. Старкальд немного оклемался от ступора, разогнал кровь и размял онемелые конечности.
Шум притих — кажется, их не заметили.
Проход, наконец, раздался вширь, но потолок стал гораздо ниже — дальше шли, пригибаясь, а кое-где ползли на четвереньках.
От одной мысли о том, что чудище где-то поблизости, по спине пробегал мороз. Старкальд по опыту знал, что порченым и иным мерзким порождениям скитальцевой крови привычно спать днем, ночью же они выходят на охоту. Но возможно, насытившись свежатиной, нелюдь залегла в спячку.
— Уже скоро, — молвила Аммия, оглянулась на Старкальда, и вдруг очертания ее стали расплываться. Она буквально таяла, повергая пещеру в кромешный мрак.
— Княжна, — успел лишь вымолвить он перед тем, как девушка исчезла. Он попытался ухватить девочку за рукав, но пальцы ничего не зацепили. Сорнец тихонько позвал раз, другой, осмотрелся по сторонам. Нет ее, улетучилась, как дым.
Он вновь оказался посреди мертвящей мглы, однако теперь в проход откуда-то попадало немного света. Глаза его чуть привыкли, и боковым зрением он мог различить сочащиеся влагой выступы стен. Скоро Старкальд сообразил, что слабо светится сам камень.
Ход вывел его к громадному провалу, что сверзался в нескончаемую пустоту. Здесь гулял самый настоящий ветер, а обходить расщелину приходилось по узкому уступу — неверный шаг и сорвешься в бездну.
Стараясь не смотреть под ноги, сорнец одолел провал и застыл, увидав впереди еще один, совершенно немыслимых размеров обрыв. Вся Искорка с крепостной стеной и княжьим холмом могла провалиться сюда, и еще осталось бы место. Но по-настоящему он перепугался, когда поднял взгляд. Там, цепляясь за крохотные карнизы, будто летучие мыши, ютились свернутые калачиком человекоподобные фигуры, Точно к матке, они жались к дремлющей твари, что раскинула толстенные щупальца на потолке.
Один только взгляд на гиганта отозвался ноющей болью в костях и вновь воскресил весь тот ужас, что обуял его от смертельных объятий.
Разве человек в силах одолеть такое чудище?
Вдруг Старкальд уловил позади себя какое-то движение. Сработали рефлексы, он отскочил в сторону и прижался к стене, скривившись от молнии, пронявшей бедро. В полутьме он разглядел два мерцающих серебром глаза.
— Еджа не джолжна ходжитжь, — недовольно проскрипело тщедушное существо, наполовину перенявшее облик и повадки порченого.
Тварь передвигалась на руках, ибо вместо ног у нее были обрубленные по колено культи. Сморщенное лицо, седые клочковатые волосы, трясущийся подбородок — это был старик, жалкий и немощный калека. Он обнюхивал каждый камешек и озирался в поисках того, чью тень разглядел.