Он до последнего надеялся, что послание — какая-то дурная шутка или только угроза, и эти гнусные черви не посмеют тронуть Гирфи. Он ведь пообещал вернуть все в положенный срок!
Дом ее пустовал, а приготовленные к стирке вещи и котелок с перепревшей, забытой у очага кашей ясно говорили о том, что девушка не планировала долгих отлучек. Их семья тоже была из числа нищих, давно перебравшихся в Искорку из безлюдных пустошей, в какие превратились королевства Теим и Ховеншор далеко на юге. Мать и отец померли, поэтому Гирфи жила одна, и других родственников у нее не было.
Старкальд постучал к соседям. Те не видели Гирфи уже два дня и тоже очень волновались — кроткая, миловидная девушка всем была по сердцу.
Может, и ее Гон застал вне городских стен? Вряд ли. Дальше речки она не ходила, а всю округу дружинники прочесали за утро не один раз. Он бы уже знал, если бы ее нашли.
Нет, невесту его в самом деле схватили. Из-за него!
Словно с вырванным сердцем он стоял посреди пустой улицы на промозглом ветру и в очередной раз проклинал себя и свою неуемную тягу к костям — источник всех его бед и страданий. В конце концов, оглушенный несчастьем Старкальд поплелся домой.
Что же теперь делать и где искать серебро? До новой луны осталось полторы недели, а долг был велик — почти тысяча полновесных монет. Такую сумму не займешь и не заработаешь. Даже продай он дом, все воинское снаряжение и пожалованного князем Хавероном коня, который ему не принадлежал, столько не наберется.
Так вышло, что проигрался он человеку темному, скрывающему свое имя. Старкальд не раз пытался разузнать о нем побольше, но разжился лишь слухом о том, что тот из Лепестков – тайного братства, которое давно незримо прибрало власть во множестве городов. У них всюду свои люди, и бороться с ними в одиночку сродни самоубийству. Связаться с Лепестками нельзя — его находят сами. Хозяин игорной лавки ничего не ведает о своих гостях. Некого разжалобить, не с кем договориться и попросить отсрочки.
Едва занялось утро, Старкальд вновь отправился к дому возлюбленной, горячась и раздражаясь, обошел весь порядок, но толком никто ему ничего не подсказал. Воротная стража тоже не видала чужаков. В отчаянии Старкальд исходил половину города, изъездил все окрестные дороги, сам не зная, что ищет. Лишь когда опустились сумерки, он поворотил коня.
Сон не шел вторые сутки. Тяжелые думы навалились, будто гора. Как он вообще может спать, когда по его вине Гирфи погибает в лапах этих мерзавцев? Все внутри Старкальда кипело и бурлило. Руки так и чесались, а в голове царила полная суматоха. Помощи ждать неоткуда и времени на решение совсем не оставалось. Он обязан был что-то предпринять незамедлительно, а потому всю ночь под завывание ветра и скрип стропил потратил на то, чтобы найти выход.
Был один вариант. Жестокий, грязный, воскрешающий старого Старкальда, который не чуждался подлости и обмана. Тот Старкальд замешан в таких мерзостях, что тошно становилось от одного воспоминания. Он давно начал другую жизнь, переродился и оборвал все связи с прошлым. Но пагубные ростки этой заразы вновь проявили себя.
Иного не оставалось.
Еще до рассвета Старкальд накинул плащ, подпоясался коротким мечом и вышел из дому. Он быстро зашагал вдоль берега мимо района, куда селили беженцев.
Простые люди в поисках спокойной жизни прибывали на север сотнями, снимаясь с мест, где жили еще их прадеды. Их помещали в длинные, наскоро обустроенные невысокие бараки без окон, на манер загонов для овец. Там тепло и сухо, на первое время князь обеспечивал их какой-никакой кормежкой, а на большее они и не рассчитывали. В районе этом полно разномастного народа со всего Нидьёра — каждый месяц новые лица.
Оставив позади бараки, от которых поднимались ввысь тонкие струи сизого дыма, Старкальд вышел к причалам, где объятые щупальцами тумана, качались на бархатной глади реки несколько грузовых кнорров и утлых рыбацких лодчонок поменьше.
Небо уже посветлело, остатки ночного мрака таяли у горизонта.
Молчун как всегда был на своем месте. Он в одиночестве удил рыбу на краю прогнивших деревянных сходней. Люди сторонились этого чудака — говорили, что с головой у него было не в порядке. Настоящего имени Молчуна никто не ведал, однако Старкальд знал, по крайней мере, один его секрет.
— Доброго улова, Молчун. Дело есть.
Сгорбившаяся фигура в потрепанной куртке из тюленьей кожи дернулась — должно быть, Старкальд разбудил его.