Раткар заверял совет, что предварительный сценарий священного действа будет доведен до них заранее, и они тщательно все обсудят, Крассур же себя этим не утрудил. Ему было все равно.
Лишь единожды он принял Палетту, но в тот вечер, как назло, снаружи сильно разыгрался ветер, и Аммия ничего из их бесед не расслышала, кроме последней фразы, грубой и хлесткой: «Не вздумай шутить со мной, девка!». Крассур не ведал, с кем имеет дело.
Наемничий голова оберегал ее, точно драгоценную реликвию, ибо хорошо понимал, что в ней-то и сокрыта та крохотная капелька законности, которая позволяет ему держаться за власть. Несмотря на щедрую виру, в городе не забыли еще об учиненной бойне. В любой момент недовольство могло разжечь пламя нового восстания.
Вот бы растравить между собой Крассура и Палетту! В мыслях у Аммии зрели зачатки плана, но времени до ритуала оставалось совсем мало.
Правда, ни предстоящая свадьба, ни таинство не шли ни в какое сравнение с другой бедой — в Искре укрепилась хворь, каждый день умирали люди. То и дело на лестнице гремели сапоги приказчиков, что являлись к Крассуру с докладами: нашли, мол, еще одного или двух. Поначалу он отдавал разумные повеления, старался обуздать угрозу, однако поветрие, прежде таявшее на северных рубежах, будто первый снег, все расходилось и свирепело. Ни люди, ни молитвы, ни стужа не могли его остановить.
Крассур все чаще принимался бессильно браниться. Дошло до того, что он стал выгонять слуг и запретил даже заикаться на эту тему. Сам он все больше времени уделял решению более насущных вопросов, а именно набиванию добром собственных сундуков. Двор так и полнился дородными купцами из Загривка, Башен и Сорна в пышных собольих шубах, накинутых поверх крашеных и расшитых золотом одежд. Крассур устраивал для них кутежи или, наплевав на дела Дома, отправлялся всей гурьбой на охоту — с псарями, загонщиками и целым отрядом дружинников.
Однажды она услышала в коридоре громогласный голос Кайни, и в кратком их разговоре с Крассуром несколько раз прозвучало имя Феора — он был жив и томился в порубе! Это стало самой светлой для нее новостью. Кайни настойчиво просил освободить первого советника, ибо тот ведал, как ей противостоять, но Крассур упирался и не хотел его слушать.
Аммия и сама знала, что такое Белое поветрие — видела собственными глазами, хоть давние воспоминания эти отложились в памяти черной тенью. Лет десять тому Урдар, ее дед по отцовской линии, приехал в Искру доживать последние денечки и подхватил злополучную болезнь где-то в дороге. Дабы сокрыть ото всех неугодную, порочащую княжий род правду, его тайно поместили в темницу и заковали в кандалы, а еду стали подавать печным ухватом. Мать к тому времени уже померла, и отец изредка водил Аммию в его сырое, лишенное всякого света укрывище. Жуткие образы, виденные в этих мрачных застенках, еще долго не давали ей заснуть.
Прежде высокий и статный дедушка исхудал и совсем высох, словно скелет. Густая копна русых волос, сохранившаяся до самой старости, обратилась в редкие, седые пакли. Он прятал глаза от факелов, не узнавал никого и даже не понимал человеческой речи — лаял, скулил и рычал, будто собака.
Аммия вздрагивала, когда дедушка исторгал из себя дурные вопли или кидался на них, натягивая цепи.
— Он выздоровеет? — робко спрашивала она, отводя взгляд в сторону.
— Боюсь, что нет, — устало отвечал отец, старавшийся держаться спокойно, — от этой скверны не исцеляются. Сам Скиталец теперь с ним, преследует каждую мысль, оттого человек перестает быть собой.
В глазах его застыла печаль.
— Но что будет с ним?
— Мы окажем милость и позволим звездам забрать его.
Через пару дней на площади горел погребальный костер.
Аммия лишь надеялась, что на этот раз Поветрие не затронет много людей.
***
Большого труда стоило подластиться к Крассуру и уговорить его дать ей волю выходить хотя бы во двор под присмотром стражи и показываться на глаза людям, дабы ее не считали узницей и дабы она не захворала от долгого томления в четырех стенах. Правда, робкая попытка представить Палетту в его глазах ведьмой кончилась ничем — тот не воспринял ее всерьез и расхохотался.
Быть может, молодка пустила в ход и иные чары, женские, и их связывает нечто большее, чем холодный расчет. Княжна хорошо помнила, как Крассур ошалело таращился на Палетту, когда она впервые явилась на совет. У него едва слюни не текли.
Вечером накануне великого таинства Аммию наконец вывели на свежий воздух. Все должно было свершиться перед рассветом.