Отзвучало эхо последней фразы, ее встретили одобрительным гулом. Монахи уселись на колени. Сначала кто-то один затянул долгую певучую ноту, тягостную и печальную, потом к нему присоединились другие. Раздававшиеся со всех сторон голоса слились в единый хор, который мягким саваном окутал всю заснеженную поляну.
Молитва то высоко возносилась, то падала до глубокого, почти гортанного баса. Скоро в отголосках этой диковинной песни Аммия начала улавливать обрывки незнакомых слов. То одно, то другое, они проступали, как круги на воде во время дождя. Обретшая чуждый и неприятный язык молитва отличалась от всех псалмов и гимнов, что княжна слышала раньше. Дивный и одновременно пробирающий до дрожи хор уносил ее куда-то под темные облака.
В мире вдруг не осталось ничего, кроме этих чарующих звуков, что проникали в самое нутро. Исчезла белесая даль, толпа превратилась в смазанное пятно, даже снег будто перестал падать. Вместе с Крассуром они оказались в каком-то чудном пузыре, что рождался сплавленным гласом монахов.
Самый ход времени остановился.
Столько раз Аммия присутствовала на церемониях и обрядах в Храме Звездного Пути, столько раз выслушивала воззвания к Шульду, но никогда это не выходило за рамки повседневной болтовни. Ни единожды Умирающий Творец не отвечал на их чаяния ни словом, ни знаком. Теперь же Аммия была уверена, что ритуал этот приготовлялся вовсе не для отвода глаз. Он настоящий.
Что на самом деле значит быть Хранителем Великого Света? Способна ли она? Выдержит ли? Аммия закрыла глаза и стиснула зубы. Должна выдержать. Но вдруг звездочтица обманула и в этом? Быть может, вовсе не к Шульду она обращает эти литания.
До слуха ее донеслось какое-то шипение, от которого глаза ее тут же распахнулись. Княжна уже слышала его давным-давно. Оно нашло себе место в песни и образовало новый, куда более зловещий звук, что вызвал приступ самых темных ее воспоминаний — память вернула Жердинку тому дню, когда она встретилась с порченым.
В горле пересохло. Аммия скривилась и хотела зажать уши, но руки больше не повиновались ей.
— Долго там еще?! — едва расслышала она нервный выкрик Крассура.
Доносившийся с востока шелест вскоре перерос в громкое дребезжание, от которого заходила ходуном сама земля. Тронутое пурпуром небо подернулось чернотой. Вместо рассвета в мир вновь явилась ночь.
Она способна этому противостоять. В прошлый раз получилось — у нее одной из всего города! Аммия постаралась отстраниться от звуков, уйти в себя, выровнить дыхание.
Жавшийся к ней Крассур не мог видеть того, что творилось на востоке, но все чувствовал. Он дрожал крупной дрожью и громко кричал; Аммия только теперь осознала, что еще может его слышать — пузырь ограждал их от взбесившегося шторма снаружи.
— Что происходит?! Заканчивайте это представление! Палетта! — рычал наемничий голова, но в голосе его проступал страх.
Крассур дернулся, толкнул ее локтем. Краем глаза Аммия увидала, что он высвободил меч из ножен, но оружие тотчас выскользнуло из его ослабевших рук.
За кругом монахов плотная масса людей встревожилась, подалась назад, но рев нарастал и пригибал ее к земле, словно ветер — колосья пшеницы. Это ворчал во сне Он.
Перед затуманенным взором княжны появилась фигура храмовницы. Палетта обратилась лицом к поднимающемуся над горами средоточию мрака и скороговоркой забормотала слова.
— Безымянный, Открывающий Тайны, Ступающий по многим мирам, грозен твой лик, страшен твой гнев, непостижимы помыслы твои, услышь меня, жалкую пылинку под твоими ногами, что скоро ступят на нашу землю!
Рев за куполом нарастал. Стенки его подернулись рябью, размылись. Аммия слышала отзвуки жалобных стонов Крассура, которого невыносимый шум стал буквально корежить. Тело его изгибалось, тряслось. Она тоже ощущала, каким нестерпимым становится звук, но еще держалась. Какая-то сила внутри нее давала отпор.
Храмовница продолжила громче:
— Смилуйся, да узрей нас, червей недостойных! Слышим мы далекий глас твой и трепещем от могущества твоего! Прими дар рабы твоей, прими ее пречистую божью плоть, что откроет границы мироздания!
Не переставая выводить песнь, монахи поднялись. В ночи блеснула сталь. Княжна затрепетала, спину пробрало льдом.
Но не на них с Крассуром были нацелены острия их кинжалов. Храмовники медленно побрели к центру круга, безжалостно полосуя себя по плечам, груди, запястьям, животу и бедрам, а кровь стекала по их рясам на промерзшую землю неровными нитями.