Поздно вечером кто-то сообщил, что несколько крассуровских наемников, отряженных сторожить западные ворота, за немалую плату разрешали жителям покинуть город или же, обобрав до нитки, пускали внутрь любого желающего. Их схватили и отправили в поруб.
К тому времени Кайни уже осип от нескончаемого потока ругательств, и только новая чаша обжигающего хмеля могла вернуть его голосу былую силу.
Ближе к ночи уже дремавшего над столом Феора подозвал Имм.
— Крассур очнулся. Пойдем, поговорим с ним.
Голова наемничьей дружины, прежде могучий и свирепый, пышущий первобытной силой, теперь валялся на белой простыне в окружении пуховых подушек и громко сопел от раздражения. Он и раньше частенько гневался без причины. Теперь же, когда Аммия пропала и все его планы пошли прахом, ожидать от него можно было чего угодно.
Слуга доложил о них, и больной тяжко приподнялся на локтях.
— Да рассеется мрак, — степенно поприветствовал его Имм.
Феор не сказал ни слова. И в полутьме было заметно, как ожоги изуродовали Крассура, но первый советник все равно закипал от ненависти, даже просто находясь рядом с этим чудовищем, которое представлялось ему куда отвратительнее и злобнее Раткара. Феору хотелось бы думать, что Крассур получил по заслугам, но об Аммии не было никаких вестей — возможно, от жертвенного ритуала пострадала и она.
— Чего вам надо? — злобно прошипел Крассур и повернул к ним багровое лицо, пузырящееся обожженной кожей. Зрачки его глаз под сросшимися бровями сделались из карих светло-голубыми.
— Поведай нам, что там случилось. Что сотворила Палетта?
Крассур, должно быть, все же немного видел, ибо прогнал протиснувшихся в покои телохранителей, и только когда они ушли, сказал:
— Что сотворила… откуда мне знать?! Это по вашей жреческой части!
— Расскажи, что ты видел.
Увалень отвернулся и какое-то время молчал. Он не свыкся со своей слабостью и беспомощностью, не знал, как держаться, желал, как и прежде, выглядеть властным, влиятельным, могучим и безмерно опасным.
Все же он вымолвил:
— Свет, тьму, красное пламя я видел. Все это вместе! Не знаю я! Она говорила, что все будет только обманом, что только пробубнит какие-то мантры и потом объявит, что все свершилось. — Крассур невесело усмехнулся. — Это и в самом деле был Великий Свет. Девка обманула только в одном. Простой человек не в силах принять его, даже малую часть.
— Нет. Великий Свет нельзя связать с тем гнусным святотатством, где проливается кровь. Не Шульд тебя ослепил, а нечто иное, — не терпящим сомнений тоном произнес Имм.
— Не все ли равно?!
— С Аммией было тоже самое?
Крассур покачал головой.
— Ее… что-то защитило.
— Кровь Эффорд, — понимающе закивал Имм.
— Она не ослепла? — выпалил Феор.
Крассур повернулся на новый голос.
— А-а, и ты здесь. Я что-то не помню, когда разрешил Кайни тебя выпустить.
— Больше некому разбираться с поветрием.
— Плевать на поветрие и город! Пусть хоть сгорит во второй раз! — фыркнул Крассур.
— Аммию нужно отыскать и вернуть, — вновь поворотил его к теме Имм.
— Так ищите! Оставьте меня одного.
Феор подумал, что, даже если княжна возвратится, народ не примет обожженного и посрамленного узурпатора как ее мужа и будущего князя, сколько бы серебра не таили его бездонные сундуки. И низовцы, и знать посчитают, что Крассура покарал сам Шульд за реки пролитой крови, жестокость, наглость и хвастовство. Ему больше нет смысла цепляться за власть. Без сомнения, это понимал и сам Крассур.
— Куда Палетта могла увезти ее? Не в Загривок же? — все же спросил Имм.
— Хе! Хайли ее живьем сожрет! — хмыкнул Крассур.
— Если она из Ждущих, то могла направиться в Башни, — сказал Феор и переглянулся с Иммом, желая напомнить ему о своих прежних догадках.
— Даже если ты прав, не пойдет она и туда, — вздохнул Имм. — Башни — край мира. Дальше только мертвые деревушки, а за ними Исчезающие земли. В той стороне ее рано или поздно отыщут.