— Не узнаю. Что это за место?
— Тебе должно быть виднее, — пожал плечами двойник, — Наверное, ты так перепугалась, что сама сотворила его в своей голове и укрылась там. Ты спишь. Я называю это Бархатным сном. Я давно ждала, когда ты меня найдешь.
— Бархатный, — повторила Аммия, силясь понять. — Но откуда ты взялась?
— Ты меня не помнишь. Я твоя сестра.
— Сестра? У меня нет сестры.
— Есть, — уверенно закивало отражение.
Аммия нахмурилась и сжала губы в узкую полоску. От двойника не исходило ни капли угрозы, но разговор этот отчего-то показался ей жутким. Он будто открывал ей давно забытые тайны, ведомые разве что ночной тишине.
— Ты врешь! У меня нет никакой сестры! Можешь оставаться в своем зеркале!
Жердинка повернулась и хотела было уйти, но тут двойник рассмеялся:
— Так в зеркале находишься как раз ты, а не я.
— О чем ты говоришь? — отозвалась Аммия, и до нее вдруг стало доходить. — Хочешь сказать, что с твоей стороны в зеркале видно меня?
— Конечно.
— Хм, занятный сон, — фыркнула Аммия, — Похоже, самый обычный, ненастоящий.
— Ты сама знаешь, что настоящий.
Двойник подошел вплотную и уткнулся в зеркало носом, и тут Аммию проняло холодом. Ее буравили не отнюдь карие, а искрящиеся, фиолетовые глаза, которые издалека трудно было разглядеть.
Девушка в отражении улыбнулась, отвесила глубокий поклон и стала кружиться в танце, прихватив подол платья. Ее распирало от смеха. Наконец она не выдержала, остановилась, уперла руки в колени и прыснула.
— Видела бы ты свою рожу. Будто вместо себя козу в отражении нашла.
Сотрясаемая дрожью Жердинка долго не могла вымолвить ни слова. Все происходящее перестало казаться ей нелепой игрой разгоряченного разума.
— Ты ясноглазая…
Десятки лет на севере не видели ясноглазых. Истории о них превратились в байки, какие рассказывают за кружкой хмельного меда у очага, чтобы потешить заскучавших знакомцев. Она, конечно, и сама принадлежала к роду ан Эффорд, что вел непрерывную линию из глубокой древности, но ясноглазый одним своим видом доказывал, что в нем течет божественная кровь первых людей, что лицезрели самого Гюнира. Даже просто смотреть на ясноглазого представлялось чем-то громадным и необъятным.
— Как тебя зовут?
— Меня зовут Ханти.
— Ты правда моя сестра? Родная?
— Да.
Жердинка покачала головой.
— Мама умерла сразу после родов.
— Так и есть, — ответила Ханти, улыбка ее погасла. — Но она родила двух, а не одну.
Сбитая с толку Аммия сглотнула, опустила взгляд. Ведь так на самом деле могло быть!
— Ты умерла?
— Нет. Отец спрятал меня здесь, в Бархатном сне.
— Зачем?
— Он боялся. В тебе только человеческая природа, а во мне осталась частичка изначального пламени, в котором был сотворен мир. Ты же знаешь, какая охота открылась на ясноглазых. Он думал, что так будет безопаснее.
— Ты была здесь пятнадцать лет? Как же ты жила?
Ханти пожала плечами. Фиалковые глаза ее стали печальны.
— Я будто спала все это время и видела сон. Я ведь жила вместе с тобой и смотрела на мир твоими глазами.
— Ты знаешь все обо мне?
— Да, но память у меня своя.
Жердинка отвернулась, насупилась и скрестила руки на груди. Все это не укладывалось в ее голове. Да и взгляд Ханти, пылающий и пронзительный, какой-то нечеловеческий. Она не могла его выдержать, попросту боялась.
— Мне все равно не верится. Я брожу по снам и разговариваю с зеркалом в месте, которого не существует. Я вижу ясноглазого. Ясноглазого! Наверное, я сошла с ума, вот и все. Эти истории про ясноглазых просто сказки.
Ханти молчала.
— Почему же ты не выйдешь в наш мир? В мой мир, — спросила Аммия.
— Я не могу. Меня там нет. Вернее, могу, но если только мы поменяемся местами. Если я буду вместо тебя.
Жердинка резко повернулась к ней, лицо ее исказила гримаса отвращения.
— Что? Ты не шутишь? Поменяться? Никогда этого не будет!
– Я и не прошу об этом, — покорно произнесла Ханти. — Я знаю мне отсюда не выбраться.
Но Аммия уже не слушала. Она бросилась вон из зала, закипая от злобы и негодования, взбешенная одной мыслью о том, что это лживое чудовище из зеркала, кем бы оно ни было, может завладеть ее телом, да еще и прямо посмело заикнулось об этом.
Однако вспышка ее прошла так же быстро, как ливень в летний день. Будучи уверенной, что Ханти не сможет пробраться на ее сторону, Аммия прохаживалась по картинной галерее и старалась привести мысли в порядок. Столько головокружительных новостей свалилось на нее, что разум попросту не мог их вместить. Поначалу сон этот показался ей дурным и отталкивающим, а Ханти — несомненным врагом, замышляющим нечто жуткое, но спустя пару сотен шагов Аммия изменила этой мысли.