Тарм раздобыл в сарае сухих дров, разжег огонь в очаге, потом перенес поближе к теплу Рчара. Старкальд нагрел меда, полил на рану, обмыл им свои руки и тармов короткий нож, затем основательно его накалил.
— Ты уверен? — спросил Тарм.
— Нет, — честно ответил Старкальд и взялся за дело.
Насколько мог аккуратно дрожащими руками, которые вмиг обагрились кровью, он расширил и растянул рану.
— Держи так.
Тарм повиновался.
Болт засел глубоко, на полтора пальца, и как только Старкальд попытался его легонько потянуть, Евор захрипел и двинул рукой. Тарм смирил его и сунул в зубы ремень.
— Держись, брат!
— Вон, я вижу, — указал Старкальд на лапки наконечника, которые то показывались, когда он промывал их водой, то вновь скрывались за толщей крови и гноя.
Сорнец опустил в рану тетиву и попробовал подцепить лапки, но ничего не вышло. Тогда он снова накалил лезвие и сделал новый надрез, чтобы раздвинуть края раны.
«Слишком широко. Так нельзя. Он истечет кровью» — летели одна за одной его черные мысли.
Кровь и впрямь пошла сильно. Тарм рвал запасную свою рубаху и прикладывал по краям раны, но спустя мгновение она вновь заливала всю спину.
Старкальд утер лоб, на котором выступили от усердия капельки пота, опять взял тетиву. Пальцы не слушались, глаза видели плохо, но он вдруг почувствовал, как по нутру его растекается приятный жар, от которого пробегавшая по всему телу дрожь унимается.
— Ну, давай! Давай! — приговаривал он, цепляя сначала один язычок, затем второй. — Ну, еще один! Вышло! Теперь тащим! Ты за обломок, я за тетиву! Несильно!
Евор глухо зарычал, зашипел слюной, заизвивался под ними, свободная рука его ударила по полу.
— Давай!
Тетива натянулась. Болт пошел. Вместе с ним снова хлынула кровь.
Евор издал отчаянный сдавленный крик, жилы его на шее вздулись, лицо сделалось красным.
И вдруг, освободившись, наконечник вышел целиком и оказался в руках Старкальда. Он тут же откинул его в сторону, вылил в углубление остатки меда и принялся прижигать края раны лезвием, ибо зашить такую дыру было нельзя. Плоть шипела и исходила дымом.
— Все! Все кончилось, теперь просто терпи!
Тарм плотно прижал плечо тряпками и удерживал, покуда Евор не потерял сознание.
***
— Ну, как он? — шепотом спросил Старкальд.
— Дышит, кровь еще пробивается, но меньше, — так же тихо ответил Тарм.
Они боялись разбудить Евора. Ехать сейчас было нельзя, дорогой бы вновь открылась едва успокоенная рана. Коней они загнали в единственный оставшийся целым сарай. Решили ночевать здесь.
Старкальд оглядывал и ощупывал Рчара, пытаясь и его привести в чувства, но южанин оставался недвижим. Грудь его вздымалась и опадала ровно, лоб был горяч.
«Где же твой Айям? Где звезды?» — ворчал про себя сорнец, который уже начал переживать за собрата.
— Почти двое суток прошло уже. Давно бы пора ему глаза открыть, — шепотом молвил Тарм, привалившийся к дверному косяку подле Евора.
— Откроет еще.
Сорнец отказывался поверить, что его, невозмутимого колдуна, который ухитрялся улизнуть от любой неприятности, мог по нескольку дней не спать, не страдал от голода, холода и жажды, способен был надолго свалить какой-нибудь недуг. Казалось, Рчар защищен от всех болезней и решительно ничто не может причинить ему вред.
— Старкальд, — робко позвал Тарм, — что это было?
— О чем ты?
Тарм какое-то время испытующе глядел на него, как бы сомневаясь, потом махнул рукой:
— Забудь, мне показалось.
Они заперли двери и улеглись спать, но перед тем как завернуться в плащ Старкальд спросил еще:
— Так что ты видел?
— Свет какой-то. Лицо твое все им лучилось.
Сорнец кивнул на рыжеватое пламя в очаге.
— Нет, то был другой свет. Ты сам будто изнутри светился.
— Выдумаешь тоже.
Ночью кони заволновались. Старкальд и Тарм, что не стали скидывать с себя кольчуг, вышли их проведать и увидали несколько темных силуэтов, взбирающихся по снежному склону. Заметив их, твари зашипели и неохотно уползли под густую тень сосен. С того часа сорнец, как не ворочался, заснуть не смог. Он вновь вышел, вдохнул морозный воздух и вгляделся в выцветшую синеватую даль.
Скрипнула дверь, показалась фигура Тарма.
— Езжай с Рчаром. Евору нужно полежать, чтоб рана стянулась. Хотя бы дня три-четыре.
Старкальд и сам это знал.