Старкальд стал вновь пересказывать краткую историю своих злоключений, упомянув о нежданной встрече с Тармом и о том, что вышло после.
— Этот не пропадет! Кремень! — одобрительно закивал Никс.
— Я скажу еще кое-что про Могилы, но только самой княжне. Сможешь передать ей послание?
Толстый Никс тяжко вздохнул.
— Вот этого не сделаю.
— Что такое?
— Поговаривают, что нет у нас больше Аммии. Умыкнула ее эта ведьма — звездочтица раткарова. Никто не видал княжну уж пятый день. Скрывали поначалу, а потом вся правда вышла.
— Какая еще ведьма? Куда? — млея от ужаса и ухватившись обеими руками за угол стола, произнес Старкальд, готовый хоть сейчас сорваться с места и броситься в погоню.
— Палетта! Та самая, которая таинство удумала. А куда — так разве можно узнать? Послали на все стороны разъезды, и почти все уже вернулись, да следов не нашли. Когда Погибель грянула, люд попадал и долго в себя не мог прийти, а как пришел — никого уже и не было в круге пред колонной.
Сорнец сцепил ладони у носа и, раздувая от гнева и беспомощности ноздри, глядел в одну точку, пока Никс подробно сказывал ему о кошмаре, случившемся на Лысом холме, и о большом навале порченых, что пришелся на два дня позже.
— Тансель и Ринн обняли землю и отправились к Мане.
— Оба?
Никс горько закивал. Глаза его вмиг покраснели, он принялся шмыгать носом. Не удержал слез и Старкальд. После невыносимой горечи от гибели Гирфи он тяжело переносил всякое касание смерти. Плакал он и о неразлучных братьях из его дюжины, что состязались в любом, даже самом пустяковом деле. Плакал и о том, что не может, как встарь, с добрым сердцем встретиться со старыми друзьями, ибо предал их.
Долго они с Толстым Никсом перебирали в памяти славные битвы и самые безнадежные передряги, в которые впутывались, не забыли помянуть чаркой доброго медолюта погибших осенью Сатти и Раффа. Потом Старкальд опять спросил про Аммию:
— И никто не нашел ни следа? Куда Палетта могла уйти?
— Ничего не нашли. Ведьма одним словом! И мор она навела! И порченых призвала! Все она! Это уж каждый понял, в ком хоть крупица ума есть! Она самому Скитальцу служит! Хлипкая девка, кожа да кости, а может хорошего сварта свалить дурной силою своей!
— Для чего ей Аммия?
— Поди, кровь княжеская сгодится для чего-нибудь.
Все планы Старкальда рушились. Он пришел слишком поздно. Вместо Крассура у него новый враг, который к тому же давно скрылся из города.
«Что же теперь делать? Нужно бы самому броситься на поиски, но как оставить в таком состоянии Рчара? Да и где искать эту невесть откуда взявшуюся девку, что смогла одурачить лучших кайневых следопытов?». Он хорошо понимал, что, выбрав неверную дорогу, тут же лишится шансов достать Аммию.
— Никс, кто сейчас всем заправляет? Феор? Мне надобно его видеть. Он был близок с Аммией и может знать больше о том, где она.
***
— Так это правда. Ты выжил, — закивал Феор, признав его, несмотря на бороду и высохшее от невзгод лицо.
Этой же ночью они пошли к княжьему двору. Толстый Никс через бесчисленных друзей разнюхал, что первый советник еще не спит, и шепнул весть одному из его подручных. К их удивлению, почти тотчас слуга выскочил из Зала Мудрости и жестом подозвал Старкальда.
Однажды сорнец уже бывал в этом месте, но тогда здесь было куда многолюднее. Теперь же один лишь Феор сидел за широким столом, а писарь помогал ему сортировать какие-то бумаги и донесения. Зал, освещаемый одной только лампой, был погружен в стылый полумрак и больше походил на склеп.
— Садись. Если есть что важного, говори, — усталым голосом пробормотал Феор. — Ты выбрал хорошее время. Утром я бы тебя не принял.
Он вовсе не ожидал услышать что-то новое или важное, выглядел измученным и сильно постаревшим. Глаза еще больше ввалились, остатки когда-то черных волос изошли сединой, борода на конце сделалась рыжей. Казалось, что и Феору довелось побывать в самых глубоких шахтах Черного города.
Старкальд жутко нервничал. Слова не рождались у него на языке, нижняя губа подрагивала. Как смеет он, после того что натворил, глядеть ему в глаза? Он один все это устроил и теперь хочет предстать будущим спасителем Аммии? Сорнец был противен сам себе. Горечь застыла у него во рту. Столько раз он воображал, как это будет, но все вышло по-другому.
Наконец Старкальд решился, пересилил себя, сделал шаг к свету и встретился взглядом с Феором.
— Я скажу про загривцев, Раткара и том, что было на Хаонитовых Могилах, но только самой княжне, ибо это должно знать ей первой.