Девушка вдруг вспомнила Тряпичника — тот давно не появлялся в ее снах. Почему-то она воспринимала этого бродящего по мирам вместе с ней странника живым человеком, а не собственной фантазией. Даже если это лишь образ или дух, она не выдумала его. Ей уже почти шестнадцать, и она не ребенок, чтобы воображать себе друзей.
Тряпичник, как и сама Аммия, овладел навыком путешествовать во снах и мог бы стать ее проводником в мире, природу которого она не понимала. Но неизъяснимый ужас охватывал ее всякий раз, когда глаз натыкался на его нескладную фигуру.
Сокол все парил в облаках чуть впереди. По наитию Аммия двинулась за ним и сама не заметила, как неясный шум ветра сменился стройным напевом, на который ранее она не обращала внимания. В нерешительности она остановилась и прислушалась — нежный, протяжный голос доносился вполне различимо.
Глаза ее расширились. Это же Песнь Извечного Пламени. Волшебная сила и звучность позволяла ей покрывать весь Нидьёр до самого края мира, и она настолько свыклась с ее постоянным едва слышным тоном, что удивилась, когда мелодичный голос стал много громче.
Озеро огибало выступ скалы, и вскоре взору Аммии предстал зев пещеры высотой в три человеческих роста, столь правильно округлый, словно был вырублен инструментом камнетеса. Сокол вдруг снизился, издал слабый жалобный клекот и сел на узкий карниз над пещерой. Чудилось, что Песнь звучала именно оттуда.
Аммии припомнились старинные легенды о смертной красавице Хатран, что после утраты Гюнира покинула родные края и обосновалась где-то в Хребтах Вечного Безмолвия. Неужто, ночь неведомым образом занесла ее в эти полумифические земли, которых нет ни на одной карте? Не может этого быть, ведь посмевший приблизиться к убежищу Хатран, — неважно, друг или враг — тотчас засыпает беспробудным сном, оттого никому не суждено найти ее.
Должно быть, все это ерунда, и ее разум просто творит мир сновидений по своему усмотрению, используя всякий запечатленный в памяти образ или услышанную историю.
У каньона возле самой пещеры кое-что привлекло ее внимание. Снежные валы чуть сгладили неровности, но даже издалека виднелась ломаная линия берега — его усеивали здоровенные ямы, словно там прошел звездный дождь или землю перепахали великаньим плугом.
Снег на этих рытвинах лежал черный, какой бывает только по весне, когда смешается с подтаявшим грунтом. У пещеры грязи стало больше.
Ветер переменился, и до Аммии долетел запах — ядовитое, тошнотворное дуновение, от которого она едва не распрощалась с содержимым желудка. Княжна скривилась, зажала нос и рот рукой, но не повернула обратно, надеясь отыскать спасение от смрада под ледяными сводами. Напев становился все громче, и уже не оставалось сомнений, что он исходит из глубины пещеры.
Вблизи она рассмотрела, что это не грязь — белое покрывало обезображивала лоснящаяся смолистая гниль. Пульсирующие чернильные кляксы стекали по снегу и выглядели будто живые. Один вид их осквернял первозданную чистоту этого места, извращал благодать, несомую Песнью.
Откуда здесь эта мерзость? Княжна кое-как проскочила разлившиеся лужи по островкам нетронутого наста и выбралась к гроту. Над ним, на заснеженном камне, устроилась птица. Широкая грудь, длинный скругленный хвост, темноватый окрас, грозный клюв — сумеречный сокол дичился человека и нечасто подлетал так близко.
— Привет тебе, властитель неба! — окликнула она.
Летун глянул на нее строго и недвижимо, потом клюнул носом, как бы призывая войти в пещеру.
Через мгновение лед под ногами ее заскрипел. Едва удержав равновесие, Аммия в панике заозиралась. Во все стороны синеватый покров пошел паутиной трещин. Жуткий надрывный грохот заглушил всякий звук.
Даже землю у берега затрясло. Скалы дрогнули, и воздух наполнился белесой взвесью. Сокол вспорхнул и унесся ввысь.
Тряхнуло еще сильнее.
Перед лицом Аммии вздыбилась горой ледяная корка. Она пошатнулась, припала на колени, быстро вскочила. Куда бежать? Испугавшись, что ухнет в воду, она опрометью бросилась к спасительной полоске земли, но и там снег проваливался, твердь расходилась, откалываясь кусками и образуя зияющие темные провалы шириной с локоть. С горных уступов, наливаясь тяжестью и обещая погрести весь каньон под белоснежным саваном, медленно сползала снежная масса.