Инстинктивно она нырнула в темную пасть пещеры. Мрак здесь не был кромешным. Откуда-то сверху пробивались косые стрелы света, мерцая бликами на ледяной корке стен. Тут и там путь преграждали заносы смерзшегося снега. Кое-где они сливались с сосульками и образовывали толстые, рельефные колонны.
Пещера оказалась глубока и ветвилась многочисленными коридорами. Одолев несколько поворотов, Аммия успокоилась, перешла на шаг.
Это только сон.
Треск льда в этой части подземелья почти сошел на нет и померк пред неумолчным звоном песни, источник которой явно находился поблизости, ибо голос возвысился, набрал великую силу. На уши давило так, что чудилось, будто Аммия вовсе лишилась слуха.
Кого же она слышит? Должно быть, предания действительно ожили в ее сновидении, и она очутилась в прибежище самой невесты Сына Пламени? Вживую узреть Хатран казалось совершенно немыслимым, невозможным. Ведь она родилась столько веков назад. Ни одна летопись не сохранила подлинных упоминаний об этом далеком времени. По спине пробежали мурашки от предчувствия чего-то великого и неземного.
Проход все петлял и уводил вглубь горного массива, и она стала замечать повсюду поначалу небольшие, но с каждым пройденным поворотом все нараставшие вкрапления черного тлена. Вновь заполнило ноздри отвратительное зловоние, запахи разложения и гнили.
Опасаясь заблудиться, Аммия уже хотела повернуть назад, как вдруг перед ней открылась великая сводчатая зала, будто сработанная руками искусных мастеров.
Дыхание сперло в груди. Сердце вновь отчаянно заколотилось. Она так и застыла, ощущая, как немеет тело, а по членам прокатываются волны дрожи.
Княжна не верила глазам своим, не могла уместить в голове и сопоставить с испускаемым божественным звуком ту ужасную картину, что предстала ее взору в неверном свете от десятков щелей на потолке, словно пробитых в скалах гигантскими копьями в давно забытой войне.
Паутиноподобная клейкая масса иссиня-черного цвета с множеством прорех и червоточин покрывала зал от пола до сводов ледяного потолка. Она растянулась во всю ширь прохода, будто туша гигантского змея. В самом центре ее бурлило и пульсировало — там рождался какой-то невообразимый нарост с фиолетовым оттенком, похожий на огромный гнойник. Он и составлял сердце этого чудовищного существа. В черной субстанции Аммия разглядела контуры распятого человеческого тела, почти целиком сокрытого за сплетениями выставленных наружу внутренностей чудища и его извивающихся щупалец. Волны чарующей Песни исходили оттуда. Они плавили и искажали воздух перед собой.
Что она видит?
Неужели, несчастное, поверженное существо и есть прекрасная Хатран — последний символ надежды и чистоты этого проклятого мира? Хатран, с чьим именем на устах шли на подвиги и расставались с жизнью доблестные рыцари в схватках с порождениями Сияющего Скитальца, Хатран, на возвращение которой из ледяных пустошей уповали многие поколения ее предков? Она ли это или плод ее больного воображения — сновидение, что незаметно превращается в сущий кошмар?
Нельзя этому быть.
Аммия ничего не понимала и долго стояла в ступоре, чувствуя, как по спине расползается мертвящий холод. Она могла лишь изумленно таращиться на это воплощение безликой тьмы, захватившее бренную плоть сокрушенного божества.
Вдруг глаза пронзенной жертвы открылись. Голубые и искристые, как горный хрусталь на солнечном свету, пугающие в своем дивном величии и наполненные ледяной злобой. Взгляд этот был страшен для смертного человека, и княжна затряслась, поневоле сжалась в комок, уступила ему и склонилась в подобострастном поклоне.
Она недостойна такого откровения.
Краем зрения Аммия видела, как со всех сторон к ней протягиваются, сползаются, будто змеи, мерзкие плетни-жгуты. Вот щупальца уже коснулись правой ноги и обвили ее — тело пронзило болью, заныли кости. Она пыталась кричать, но паралич сковал ее, и губы не дрогнули.
Нужно было как-то выбираться из сна! Это же именно сон — не реальность! Она не должна здесь погибнуть. Собрав все силы, Аммия сделала отчаянную попытку вырваться из грез сквозь плотную пелену. Она зажмурила до боли глаза, напрягла все тело, заорала не своим голосом. То ли от ужаса сознание ее помутилось, то ли стал меркнуть свет — она почувствовала, как перед взором все поплыло и затуманилось.