Уже много месяцев она лелеяла надежду, что диковинный талант удастся обуздать. Аммия мечтала сама выбирать, куда отправиться во сне, но пока всякий раз ее закидывало в места, о которых она и не помышляла. Наградой за непомерные усилия стали лишь бессонница и головная боль, такая сильная, что не проходила по нескольку дней.
Последнее путешествие породило множество вопросов и окончательно сбило ее с толку. Она твердо помнила, что пепел не падал с небес, да и земля была от него чиста, а значит, ни на миг в прошлое ее не откинуло. Аммия собственными глазами лицезрела Хатран и знала теперь, как выглядит ее потаенная обитель. Делиться этим ни с кем не хотелось — даже Феор не поверил, когда она рассказала про порченого. Вот бы нашелся способ доказать правдивость всего того, что открывает перед ней ночь!
Но она и сама теперь сомневалась. Хатран, эту чистейшую, благодатную деву, светоч во мраке и незапятнанный божественный символ пожирала отвратительная скверна, будто плесень — забытый в чулане ломоть хлеба. Что это за морок? Даже помыслить об этом страшно. Да если б солнце вдруг не поднялось поутру, земля перестала родить или деревья начали расти вверх корнями, такое чудо и то поразило бы меньше. Аммия совсем запуталась в противоречиях и в том, что можно считать правдой.
Поначалу она никак не могла свыкнуться с утратой дяди. Ей то и дело мерещилось: тяжелая поступь подкованного железом сапога, слабое покашливание или бормотание в соседних покоях. Каждый раз она вздрагивала, напрягала слух, но звуки не повторялись, будто возникали только в ее голове. С грустью на рассвете смотрела она из окна на двор и конюшни, где так любил проводить время Харси.
Зима не спешила вступать в права. Солнце совсем скрылось за серой хмарью. Первый снег почти растаял, превратив улицы в море грязи, по которому не пройти без заготовленных заранее деревянных мостков; к вечеру лужи покрывались слоем ледяной корки, слякоть твердела и застывала.
***
Шел дождь, когда голова скорбного поезда добралась до Искорки. Со стен протяжно и гулко задули в рога, возвещая о великой горести. Низовцы высыпали к домам, дабы в молчании проводить взором кряжистый фургон, привезший на день раньше остальных Харси, сына Росселя. Его, как представителя высокой семьи, готовили к посмертию у толстого ветвистого дуба в старом поместье, что прилегал к княжьему двору.
Как только удостоверили смерть, гонец с запечатанным в тубе письмом с малым отрядом выехал из восточных ворот и по горной дороге отправился в Загривок.
Мокнув под хворым небом, Аммия вглядывалась в посеревшее лицо и уставшие голубые глаза, так похожие на отцовские. Земля уходила из-под ее ног. Теперь она осталась совсем одна, все прочие родственники далеки и бесконечно чужды ей. Аммия сама расчесала тронутые сединой волосы Харси гребнем, срастила гибельную рану на горле крепкой нитью. Перед погребением дядю омыли, умастили маслами и переодели в белоснежные одеяния: простую рубаху с завязками и шерстяные штаны.
Аммия прикоснулась к холодным рукам Харси, сцепленным на груди. Не огласит он больше обеденный зал веселым смехом, ни взъерошит ей волосы, не улыбнется. Не с кем теперь ей покататься на лошадях по окрестным холмам, некому свить венок из первых весенних цветов.
— Крепись, маленькая княжна. Чтобы покарать убийц, ты нужна нам сильной, — произнес Данни, стоявший подле.
По приезду он всюду сопровождал ее, вызвавшись заменить старика Мунгельфа. Аммию и раньше почти никуда одну не отпускали, теперь же Феор и вовсе заключил ее под строжайшую опеку.
Данни не успокоился, мятежный дух его всякий раз прорывался на ратных советах, требуя от Астли сейчас же отправиться на приступ Седого Загривка. Орлиное лицо рыжего сварта осунулось за последние дни, под глазами набухли темные мешки. Он давно не спал.
Сам Астли вернулся сердитый, будто разбуженный раньше срока медведь. Из-за поднявшейся после трагедии метели его ищейки сбились со следа. Нашли было хоженые лесные тропы, ведущие к какому-то укрытому в самой чаще двору, но быстро сообразили, что перепуганные местные здесь не причем. Никто из них ничего не видал.
Предусмотрительные мятежники собирали даже конский навоз, который мог их выдать. Четверо дружинников из отряда регента пропали без вести, — быть может, утащили звери или порченые. Ледник надеялся, что хоть кто-нибудь еще жив, поэтому разослал по тракту охочих до награды людей. В Загривок и Сорн тайно отправилось несколько надежных молодчиков с наказом высматривать, выслушивать, искать любые зацепки. Особенно тщательно они обойдут рынки, ювелиров и доспешников — все места, куда могли попасть сорванные с погибших драгоценности и боевое облачение.