— Как это?
— Поймаем их и выспросим. А то никто ничего не знает. Только то, что они тут летают по ночам. Мамка говорит, много кто это видел.
Осматриваюсь по сторонам. Привыкший к темноте взгляд путается в сплетениях черных веток. Пять минут назад еще было видно горящие окошки далеких домов, но теперь тьма обступила со всех сторон и, кажется, подбирается все ближе.
— Сколько тут бывал в детстве, ни разу не слышал такое, — говорю.
— А в то время вроде и не было. Мамка говорит, это началось примерно когда я родился. Говорит, нельзя ходить в лес, потому что тени забирают людей. Говорит, у баб Вали еще одна дочь была, вот ее они забрали.
— Зинку?
— Да.
С трудом выуживаю из пьяной головы воспоминания. Высокая и черноглазая, Зина была старше на целых четыре года, так что мы считали ее почти взрослой. Вечно ругалась с Ингой, и с нами никогда не играла, поэтому я видел ее всего несколько раз, когда проходила мимо с кем-нибудь из старших ребят. Надо выспросить у соседей, куда она на самом деле пропала, тут наверняка все гораздо проще, чем сказки про тени.
Сашка останавливается и вертит головой. В лунном свете получается различить только его силуэт и очертания вздернутого любопытного носа.
— Вот тут давай ждать, — говорит.
— Просто ждать? Это весь твой план?
— Ну да, а что?
— А если дождемся, что делать будем?
Сашка молчит, беспрестанно осматриваясь. Судя по поникшим плечам, вопрос застал его врасплох.
— Ну, поймаем и спросим, что они тут забыли и откуда взялись, — бубнит неуверенно после долгого молчания.
— А если они не скажут, да еще и захотят нас забрать? Как Зинку?
Совсем съежившись, Сашка шепчет:
— Я ж даже никакого оружия не взял. У нас дома топор знаешь какой есть? Вот такенный! — разводит руками. — Мамка им мясо на обед рубит. Дядь Миш, а ты драться умеешь?
— Не особо.
— А оружие есть у тебя с собой?
Пошарив в карманах джинсов, я выуживаю складной нож и привычным движением давлю на кнопку. Раздается щелчок, белый блик скользит по крепкому лезвию.
— Офигеть! — восхищается Сашка. — Дядь Миш, подари?
— Маленький ты еще, чтобы с ножом играться. Да и тут все равно на рукоятке мое имя. Вот здесь, но это днем смотреть надо. Дед мне сам вырезал, когда я еще младше тебя был.
— Значит, тебе можно было нож, а мне нет?
Вздыхаю с важным видом:
— Времена другие были, Сашка.
Лес вокруг темен и безмолвен, только не устают перешептываться березовые кроны. Выпитое пойло постепенно выветривается, и здравый смысл пробуждается в мозгу, царапаясь вопросом, как так вышло, что я оказался ночью посреди леса с соседским пацаном.
— Дядь Миша, а почему ты перестал к деду ездить? — не умолкает Сашка. — Я тыщу раз слышал, как мамка у него про тебя спрашивала. Говорила, хороший внук у него, вежливый и послушный. Спрашивала, где пропадает. Я думал, ты как я, а ты вон какой, совсем взрослый.
— Дед однажды напился и поколотил меня, — говорю медленно, не отрывая трезвеющего взгляда от глуши, где померещилось какое-то движение. — Мать после этого с ним сильно поругалась и больше меня сюда не отпускала.
Не померещилось: что-то темное движется меж деревьев в нескольких десятках шагов от нас. Будто большой кусок черной материи, плывущий по ветру. Он почти сливается с окружающей темнотой, заметить можно только по случайности. Часто моргаю, силясь различить подробности, но тщетно.
— Знаешь что, Сашка, — шепчу, хватая его за плечо. — Пошли отсюда.
— Почему? — удивляется он, уловив в моем голосе дрожь.
— Потому что драться мы не умеем, а топор ты не взял. Если какие-то тени и правда нападут, пиши пропало.
Тащу его в сторону поселка, едва сдерживаясь, чтобы не сорваться на бег. Ватная слабость расползается по ногам, сердце колотится так, что грозит сломать ребра. Стиснув зубы, я раз за разом отгоняю ощущение, что кто-то преследует по пятам. Этого не может быть, это все просто показалось. В лесу не могут заблудиться тени. Надо завязывать с бухлом и не слушать впечатлительных детей, вот и все.
Кажется, проходит целая вечность, прежде чем неподалеку снова проступают горящие окна, и тогда мы с Сашкой ускоряем шаг. Когда лес выпускает нас, перед глазами вырастает знакомый дедушкин забор. В кухне горит свет, сквозь занавески видно холодильник и грязную кастрюлю на плите. Остановившись, я наконец позволяю себе обернуться. Никого. Только тонкие березки, белеющие во тьме щербатой корой.
— Дядь Миш, — робко шепчет Сашка. — Ты ведь увидел там что-то, да? Это тени?
— Никого там нет, — отвечаю. — Не ходи туда больше. Там никого нет.
Когда он убегает домой, я отворяю скрипучую калитку. Поскорей бы добраться до бутылки.