Я кашляю и просыпаюсь, невольно прижимая руки к груди в попытке угомонить разогнавшееся сердце. Простыня скомкана, одеяло мокрое от пота. В комнате светло — похоже, уже позднее утро. Несмотря на плохие сны, каждый раз радуюсь, что получается возвращаться в здоровый режим: бессонные пьяные ночи и дневные отсыпания слишком уж изматывали.
В открытое окно врывается звонкий Сашкин голос:
— Бабка кается — мерс окупается!
Значит, уже воскресенье. Опять.
Одевшись, шаркаю в кухню, где делаю глазунью на завтрак, привычно оценивая обстановку — не требуется ли уборка. Когда Инга придет в следующий раз, не позволю браться за грязную работу. Мы будем тратить время только друг на друга.
Мать говорит, кошмары снятся из-за того, что я вышел из запоя. Говорит «скажи спасибо, что до белочки не докатился, а то ловил бы сейчас по углам чертиков». Значит, сны надо просто переждать. Перетерпеть. Как и все плохое, они однажды закончатся. Честно говоря, я думал, будет гораздо хуже, ожидал мучительных ломок. Но мне просто-напросто не до этого: в голове только Инга, застряла между полушарий мозга раскаленной спицей, никак не вытащить. Словно время повернуло назад, одним махом превратив меня в двенадцатилетнего влюбленного мальчишку из того лета.
Каждый день я занимаюсь готовкой, уборкой, ничегонеделанием с ноутбуком и подглядыванием в кухонное окно за молящимися Ингой и бабой Валей. Когда опускаются сумерки, вооружаюсь найденным в дедовой кладовке биноклем и крадусь через заросший огород к удобному месту на заборе, где можно с комфортом разместиться, чтобы наблюдать за лесом, выискивая заблудившиеся тени. Это немного отвлекает.
Пока солнце еще краснит горизонт, отдавая остатки света, в лесу видно почти все: сутулые деревца, украшенные хвоей или листьями, кусты шиповника с тяжелыми алыми ягодами и даже скачущих по веткам белок. Бинокль выдает все детали, каждая мелочь как на ладони. А потом наступает ночь, и, если небо чистое, луна со звездами заливают все призрачным серебром. Напрягаю глаза, высматривая меж стволов любое движение. Порой тут или там чудится чье-то присутствие, но стоит приглядеться чуть внимательнее, и становится ясно, что это лишь ветер, перебирающий листву. Никаких теней. Я сижу так по два или три часа, пока прохлада и сонливость не вынуждают возвращаться в дом.
Проходит еще неделя. Инга не появляется, и я не представляю, как до нее достучаться, под каким предлогом зайти в гости так, чтобы никто ничего не заподозрил. Ежеминутно вынашивая все новые планы, я проживаю день за днем в пустоте и ожидании.
В следующее воскресенье просыпаюсь пораньше. Наспех натягиваю джинсы с футболкой и выбираюсь в палисадник, где неумело делаю вид, что избавляюсь от сорняков. Сквозь забор видно Сашку с друзьями. Без энтузиазма пиная видавший виды футбольный мяч, они то и дело оглядываются на калитку бабы Вали. Значит, уже скоро.
И в самом деле, проходит меньше получаса, когда раздается знакомый скрип, и Сашка, забыв обо всем на свете, вопит:
— Молились-молились — хером подавились!
Ничего не слыша, я не свожу глаз с Инги. Она поправляет платок на голове и осторожно ступает по разбитой дороге, обходя глубокие трещины. Стройная фигурка в привычном темно-синем платье кажется выполненной из хрусталя. Вот бы забрать себе и поставить на самое видно место, чтобы ухаживать, оберегать и поклоняться.
Застываю, надеясь, что она обернется, и я смогу незаметно махнуть рукой. Подмигнуть. Улыбнуться. Что угодно, лишь бы напомнить о себе, дать понять, что я все еще жду.
Но Инга и баба Валя скрываются за поворотом, не глядя по сторонам. Раздраженно цокнув, я подманиваю пальцем Сашку. Он подбегает и, радостно улыбаясь, вскарабкивается на забор. В синих глазах искрится радостное ожидание, будто заслужил похвалы.
— И чего ты до них доколупался? — спрашиваю.
Радость сменяется удивлением.
— Дядь Миш, они же ку-ку! — крутит пальцем у виска.
— Почему это?
— Потому что молятся по десять раз на дню и в церковь ходят.
— Ну и что? Они же тебе не мешают. Любой человек имеет право верить во что хочет и заниматься тем, что нравится.
Сашка хитро щурится:
— Ты просто с Ингой мутишь, вот и заступаешься!
По спине пробегают неприятные мурашки.
— С чего ты взял?
— Мамка бате говорила, что видела, как она к тебе пришла, а ушла только утром. Да все уже зна... Ай!
Появившаяся из ниоткуда тетя Катя, Сашкина мама, сдергивает его за ухо с забора:
— А ну марш домой, и чтоб я тебя сегодня больше не слышала!