– Силён мужик, я бы так не смог. Дайте ему немного полежать.
Два дюжих санитара сняли Тимофея с хирургического стола и переложили его на кушетку. Через полчаса, когда он окончательно пришёл в себя, его перевели в соседнюю палатку, где лежали раненые, уже прооперированные и приготовленные к эвакуации в тыловые госпитали.
Римма вечером того же дня навестила Тимофея. Обычно для таких посещений у неё не оставалось ни сил, ни времени, но Тимофей был уже не чужой для неё. У него к вечеру начался жар, глаза блестели нездоровым, лихорадочным огнём.
– Как бинт, не тянет, не туго завязала? Нужно тебе что-нибудь, сердечный? – спросила она.
Тимофей с трудом ответил:
– Сестрица, спасибо тебе за доброту, за ласку твою. Дай тебе Бог всего. Со мной всё будет в порядке, заживёт, как на собаке. Я тебе вот что скажу: много нашего брату после боя мрёт. Многие в лёжку лежат под кустами, подняться не могут, кровью исходят, а санитаров всё нет как нет. Так ты там передай вашему самому главному докторскому начальнику, чтоб он докторов посылал в поле.
Римма тем же вечером подошла к доктору и попросила перевести её в санитары. Долгов своими красными, опухшими от недосыпания глазами уставился на неё:
– Что это ещё за блажь? Санитарская работа не для девицы, не у каждого мужика хватит силы.
– Сергей Александрович, так надо, поймите! Там, на поле, от меня будет больше проку.
Римма проявила упрямство, как и всегда, когда чувствовала свою правоту, и Долгов сдался. На следующее же утро Римма получила от него благословение и полевую сумку с бинтами, ножницами, склянкой спирта, склянкой камфоры, морфием и шприцом. А от квартирмейстера она получила пару солдатских сапог, чтобы лазить по грязи и болотам. Солдатик Митюха научил её правильно обвязывать ноги портянками.
Санитарами в летучем отряде служили рослые, крепко сколоченные мужики. Они держались особняком от солдат. Санитары приняли Римму сдержанно и недружелюбно, с кривой усмешкой не то недоверия, не то презрения. С такой усмешкой кузнец смотрит на случайного прохожего, поднявшего молот. Каждому понятно, что прохожий либо уронит его себе на ногу, либо вдарит по пальцу, но не выкует гвоздя.
– Как вы выносите раненых с поля боя? – спросила у них Римма.
– Знамо как, на носилках.
– А где носилки?
– Нету.
– То есть как нет? Сами же сказали…
– Ну, сказали. Мало ли, что сказали.
– Если носилок нет, вы их сами мастерите?
– Мы берём две винтовки, стволы просовываем в рукава шинели, вот и носилки готовы.
– А как тащите, вдвоём?
– Нет, вчетвером. Так ловчее.
– Я с вами завтра пойду.
– Вот ещё. Нет, барышня, с вами я носилки не понесу, – заявил один из санитаров.
– И я тоже, – поддакнул другой.
– Но почему?
– Вы, барышня, больно уж малы ростом. Будете тянуть вниз, мы ещё раненого опрокинем, не ровен час.
– А потом вы в ногу ходить не умеете, а если кто не в ногу идёт, то носилки трясёт сильно.
– Не возьмёте – не надо. Я и без вас справлюсь, – резко ответила Римма и ушла.
Стоило ей выйти, как среди санитаров прошёл смешок.
– Девка от горшка два вершка, а туда же, на войну притащилась. Да на кой ляд она здесь?
– Городская штучка, а соображения, как у курицы.
Но нашёлся среди них один, кто призадумался:
– Замолкни ты, еловая голова! Барыня, может, бросила мирное житьё ради солдатиков, она, может, себя в жертву приносить желает, а ты обижаешь…
Уже на следующий день желающих смеяться Риммой не осталось, потому что она действительно отправилась выносить раненых в одиночку. Какой бы хрупкой с виду она ни казалась, на поле боя её силы удесятерялись. Ценой неимоверного напряжения ей удавалось перетаскивать раненых мужчин, весивших гораздо больше её самой. Как это ей удавалось – она и сама не понимала.
Однажды, когда бой уже переместился на запад и давал о себе знать только отдалёнными взрывами, Римма отправилась на поиски раненых. Она зашла в сосновый бор, по которому только недавно вели огонь австрийские батареи. Столетние деревья были в верхней половине ствола подстрижены снарядами, словно гигантскими ножницами. Здесь полегло от осколков немало наших солдат. Римма аккуратно обходила лежавших вповалку, всматривалась в лица, надеясь отыскать хоть одного живого, но видела только обезображенные трупы, присыпанные пеплом и упавшими сверху сосновыми ветками. Среди прочих тел она заметила какого–то человека, полузасыпанного песком.