Мысли его спутались. Ему вдруг вспомнилась жена, дом в Виннице, диван на котором он обычно читал газету с подсвечником на груди. Он улыбнулся. «А хорошо бы кончить поход и вернуться в наш старенький домик», – подумал он. Потом ему пришло в голову послать дежурного офицера проверить сторожевое охранение. Он опять мучительно закашлялся. «Пойду отыщу дежурного, а затем схожу к доктору», – решил Данишевский. Он накинул шинель и вышел во двор.
Вокруг ближайшего костра грелись десятка два солдат со славянскими лицами, все в австрийских шинелях. Это были чехи, сами сдавшиеся в плен. Командир их, немец, против воли тоже попал в плен вместе с ними. Он затравленно смотрел на огонь. Кажется, он единственный был не рад. Чехи, напротив, балагурили и блаженно улыбались. Для них война была кончена. Русские сидели среди них, беззлобно посмеивались и чем-то угощали. Кто-то толкнул под локоть немца и хохотнул:
– Ну что, рус капут?
– Нихт капут, нихт капут! – серьёзно и испуганно покачал головой немец.
Все вокруг рассмеялись.
В докторской генерал увидел разутых солдат с чёрными, отмороженными пальцами на ногах, которых лечил мазями доктор Долгов. У дальней стены лежал кто-то под иконой и громко ругался на непонятном языке.
– Это кто, чех? – спросил генерал Долгова.
– Никак нет, ваше превосходительство, кроат, – отвечал доктор.
– А зачем он кричит? – опять спросил генерал.
– Он тяжело ранен пикой и бредит – ругается со святыми на иконе, – отозвался доктор. – Ему кажется, что они украли его вещи.
У спиртовой лампы сидел ещё один солдат, в русской гимнастёрке, и заходился от кашля.
– Зачем ты, голубчик, курил дубовые листья? Они тебе глотку дерут, – делала ему внушение сестра, в которой Данишевский с удивлением признал свою племянницу.
– Так ведь табачку, сестрица, не подвезли, оттого мы и курим что попало, – оправдывался солдат.
– Провалиться мне на этом месте – Риммочка! – обрадовался Данишевский. Он подошёл к Римме и прижал её к себе. От волнения у него защемило в груди, и он сильно закашлялся.
– Только не говори мне, дядя Ника, что ты тоже курил дубовые листья! – засмеялась Римма.
Уже было далеко за полночь, когда Римма закончила свою работу и вышла с дядей из избы. Обоим было тяжело дышать от больничного смрада, запаха лекарств, гноя и пота.
Из темноты, откуда–то с гор раздался резкий звук, от которого Римма слегка вздрогнула. Все, кто был рядом, тоже замолчали и начали озираться. Это не был привычный для всех шум выстрелов. Это были звуки рога – гуцульской трембиты. Глубокие, гудящие звуки лениво обволакивали тёмные хвойные леса, ночные заснеженные пастбища, переливались и отталкивались от невидимых склонов гор и уходили куда-то в долину, откуда эхом доносился встречный звук рога. Создавалось впечатление, что идёт разговор – но нельзя было понять, о чём он.
– Зачем пастухам понадобилось дудеть зимой, когда весь скот дома, да ещё ночью? – удивилась Римма.
– Я тоже хотел бы это знать, – нахмурился Данишевский.
Трембиты вдруг умолкли, так же неожиданно, как и заиграли. Римма пошла спать, но старик так и не прилёг в ту ночь. Он испытывал сильную усталость и в то же время неприятное волнение, не дававшее ему уснуть. Он как будто ждал беды. Он бродил по деревне, среди горящих костров, всматривался в спящие лица, лично проверял посты, вслушивался в звуки гор и продумывал во всех подробностях план движения колонн.
Чуть забрезжил рассвет, Микола в толстом овечьем полушубке с сучковатой палкой в руке уже ждал его на пороге дома. Данишевский приказал трубить подъём. За считанные минуты кавалеристы поднялись, встряхнулись, нацепили шашки, поправили подпруги (лошадей они не рассёдлывали) и уже сидели верхом, как будто и не ложились.
Всадники двинулись вперёд цепью, один за другим. Разъезд разведчиков пропустили вперёд, и он быстро скрылся из глаз. Генерал ехал во главе первой колонны, вместе с командиром батальона и двумя штабными офицерами. Перед ними шёл только Микола, опираясь на свой посох. Он уверенно шагал вперёд, ни разу не оглянувшись. При крутом спуске с горы в лесистую долину, когда лошади, чуть не задом садясь на снег, неуклюже сползали вниз, по цепи с фланга ударил пулемёт. Тут же завизжали ружейные пули.