— Умереть было бы ужасно большим приключением. — Сказал он с улыбкой на губах.
— Нет, Гарри. Жить было бы ужасно большим приключением. — Произнесла Аделаида и оставила легкий поцелуй на его сердце.
— Какое твое любимое время года? — Спросил он ее.
— Осень, потому что она делает мир золотым. — Ответила она. — Почему ты задаешь мне все эти вопросы? — Спросила девушка, снова положив голову ему на грудь. Гарри чувствовал, как ее ресницы трепещут на его коже, когда моргает. Это было похоже на бабочку, машущую крылышками.
— Потому что я чувствую, что знаю тебя лучше, чем кто-либо другой на этой земле, но если бы кто-то спросил меня, какой у тебя любимый цвет, я бы не смог ответь. — Сказал он. — И тогда я вдруг почувствовал бы, что совсем не знаю тебя. А я никогда не хочу чувствовать себя так
— Гарри, ты должен понять, что есть разница между знанием кого-то и знанием каких-то вещей об этом человеке. Когда ты знаешь чей-то любимый цвет или любимый фильм, то ты знаешь о каких-то вещах. Но когда ты знаешь, как кто-то выглядит, когда спит, или то, как загораются глаза этого человека, когда он говорит о том, что любит, ты знаешь их самих. Но ты также должен понимать, что ты никогда не узнаешь кого-то, а все сто процентов и, хотя ты можешь меня видеть под одним углом, то другой человек видит под другим. Но это не значит, что один знает меня лучше, чем другой.
Ее слова висели в воздухе несколько минут после того, как она произнесла их и, хотя они уже могли исчезнуть, но они навсегда запечатлелись в сознании мальчика, которому были адресованы эти слова.
Некоторое время после этого они молчали, пока живот Аделаиды не забулькал, как тонущий человек, и они не осознали, что их голод переместился в их разум и желудок.
— Думаю, настало время для завтрака. — Сказал Гарри, прежде чем завернуть ее в одеяло и понести вниз по лестнице, словно невесту. И когда за окнами взошло солнце и блинчики стали золотистыми, он взглянул на нее и понял, как ему повезло стать одним их тех, кто ее действительно знал.
Позже в тот же день, домой вернулась Эбигейл, ее нос был заложен от перелетов и холода, и она не могла чувствовать запах желтой краски, высыхающей в головах двух людей, которых она никогда не узнает по-настоящему.
========== 3.0 ==========
Он посмотрел на разводы краски на полу. Каждый цвет был располагался на нем: желтый, синий, красный, фиолетовый, розовый, черный, белый, зеленый, и он задавался вопросом, сколько времени прошло с тех пор, как первая капля упала на пол и какого цвета она была. Следом он подумал, действительно ли это имеет значение, является ли достаточно важным для запоминания или это просто одна незначительная вещь из многих. Он задавался вопросом, означает ли тот факт, что это было забыто, потому что этого на самом деле никогда и не было, или это означало то, что это должно было быть забыто. Для него это не являлось действительно важным, потому что одно из этих пятен должно было быть первым, а если его нет здесь, то никаких других цветов никогда не могло быть тут.
Кисть, по которой были размазаны оттенки краски, покоилась в его правой руке. Однажды, когда-то она была чистой, белое дерево было видно ему, но сейчас она была покрыта цветами, слои которых, были настолько толстыми, что он не мог видеть то, что находилось под ними.
Он окунул ее в краску и фиолетовый цвет стал просачиваться сквозь мягкую щетину кисти. Он поднял руку, и прежде чем краска могла поцеловать белый холст, капля упала на пол и смешалась с остальными. И хотя мы никогда не узнаем, какого цвета капля первой упала на пол, все мы знаем, какая была последней.
Гарри стоял там часами, потерянный в своей работе, наблюдая, как белый цвет холста исчезал под его кистью. Солнце просачивалось в комнату и он почувствовал, как капли пота появились на его лбу. Юноша поднял руку, чтобы вытереть его и оставил синюю линию краски от ямочки до уха.
Аделаида снова сидела под мертвой ивой, но ее разум не был сосредоточен на глупой болтовне ее друзей. Он был в самом деле сосредоточен на чем-то более важном.
Список перед ней был коротким, он был недавно написан и синие чернила все еще блестели на белом листе. Ее палец прошелся по ним, а ее губы беззвучно шептали названия, когда она проходилась по ним. Некоторые были написаны, а потом переписаны, в то время как другие были написаны твердой рукой, ее мысли были решительны с того момента, как ручка поцеловала лист.
Ее глаза переместились от списка к другому предмету перед ней. На нем были нарисованы замысловатые линии, красные, синие и зеленые, отмечающие места, в которых она никогда не была ранее. Это напомнило ей о бледно-голубых венах под белой кожей его шеи, и ей хотелось, чтобы ее губы были прижаты к ней.
Блондинка посмотрела на своих друзей. Каждый из них был заключен в объятия человека, которого они любили, и хотя она знала, что должна была завидовать им, ее сердце было наполнено только счастьем, когда она смотрела на них.
Голова Кирана лежала на коленях Лейта, и белокурый мальчик пробежал пальцами по волосам другого. Небольшая улыбка покоилась губах Кирана и его глаза лениво закрылись, как будто он собирался заснуть.
Лея положила голову на плечо Джексона, ее волосы спадали ей на глаза, а их руки были переплетены и он рисовал маленькие круги пальцем по ее ладони.
— Ты уже решила? — Лея спросила ее.
Аделаида села и положила ручку за ухо.
— Да, я еще не закончила, но собираюсь. — Сказала она, глядя на предметы перед ней.
— Тогда давайте сделаем тост, — Сказал Лейт. — Давайте сделаем тост за Адди, которая наконец, может быть, почти решила. — Он поднял бутылку. Обычное клубничное вино было заменено дешевым шампанским по этому случаю, и наполнил пять стаканов, через края которых перетекла игристая жидкость.
Они все встали в круг, но как только все подняли свои стаканы, Аделаида внезапно воскликнула:
— Нет, подождите! Я кое-что забыла. — Прежде чем написать другое название, оставив синюю линию на своей щеке, от уголка рта до уха.
Когда она пришла домой в тот день, на ее лице все еще был синяя линия, а шампанское все еще пузырилось в ее венах. Дом был пуст и ни один звук не исходил из заброшенных комнат. Ее дыхание было тяжелым от езды на велосипеде и в тишине дома, единственной музыкой, сопровождающей ее вверх по лестнице — был звук ее дыхания. Она открыла дверь в свою комнату, а затем даже ее дыхание остановилось.
Потому что в углу, где накануне на старом мольберте, на котором покоился пустой холст, теперь располагалось красиво расписанное полотно. И когда она подошла ближе, у девушки перехватило дыхание, как и каждый раз, когда она видела его работы. Потому что там, на холсте, которого она так долго избегала, он написал свою версию ее любимой картины — «Водяные лилии — облака» Клода Моне. И на записке под ним, он написал адрес, сопровождаемый словами:
Приди и найди меня.
========== 3.1 ==========
Здание, находящееся прямо перед ней, когда-то давно было белым, но теперь, граффити украшали два метра от земли, а выше них были глубокие трещины, глубоко врезанные в фасад. На первом этаже не было окон, только дверь гаража и старая деревянная дверь с старыми ржавыми петлями.
Она посмотрела на смятую записку в руке, а затем на адрес, написанный на здании. Они были идентичны.
На мгновение она остановилась, единственный звук, доносившийся до ее ушей — это звук все еще вращающихся колес ее велосипеда. Он лежал на земле, будучи брошенным в ее стремлении найти это место. И сейчас она нашла.
Аделаида нервно вздохнула и постучала в дверь. Звук ее кулака по дереву раздался на тихой улице. Девушка в предвкушении начала царапать колено, но раны зажили, и под ее ногтями не осталось крови, как обычно, и она обнаружила, что царапает шрамы.