Солнце мерцало в разбитых окнах теплицы, и когда юноша подошел ближе, свечение затекло в его глаза, ослепляя. Гарри поднял руку, прикрывая глаза от золотых лучей, а затем увидел её.
Ее волосы спадали на лицо, а сама девушка согнулась над рабочим столом. Ее нежные руки срезали стебли цветов и собирали их в букет. Небольшие порезы рассыпались по ее пальцам, как будто розовые шипы так сильно любили ее прикосновения, что они цеплялись за них так крепко, что оставляли шрамы. Ее брови были соединены вместе, а губы сжаты, пока она работала. Он узнал некоторые из цветов: цикламены, незабудки, гелениумы, каролинские жасмины, цинния, малина и пурпурные гиацинты. Они выглядели слишком печально, когда лежали в ее руках, они не осознавали свою привилегию — находиться в ее руках. Ох как же сильно он завидовал этим цветам. Гарри сделает все, чтобы ощутить ее мягкое прикосновение, чтобы ее кончики пальцев ласкали его кожу, как легкий летний ветерок, или чтобы ее прекрасные руки касались его лица. И теперь он был так близко к ней, что почти слышал сквозь стекло как она дышит.
Деревья в его глазах жаждали подтянуть свои зеленые ветви к ее голубому небу, но она не подняла глаз, не заметила его. Блондинка просто обернула белую шелковую ленту вокруг букета и начала новый. На этот раз она выбрала агапантусы, астры, колокольчики, розовые и белые гвоздики, папоротники, оливки, лизиантусы и ландыши, которые обернула вокруг еще одной шелковой лентой.
Она не поднимала взгляд, она не видела его, и поэтому он развернулся и отошел от стекла.
Цветы покоились в ее укушенных любовью руках, шелковые ленточки мягко касались ее кожи, когда она услышала шаги.
— О, Францис, я как раз хотела отойти на чашку чая, — слова лились из ее рта и улыбка играла в прятки на ее губах, когда она обернулась и увидела его. Улыбка так и не была найдена. — Ох, — вымолвила она и внезапно раны любви оказались не только на ее руках.
Зеленые деревья тянулись своими ветвями к голубому небу, и крыша теплицы распалась на миллион частей, когда они вышли из-под контроля. Солнце просилось войти внутрь, но он был серо-железным небом, тяжелые тучи которого окутывали его внутренности, блокируя золотые лучи.
— Я получил твои письма. — Произнес Гарри, а его голос был словно разбитое стекло. В ее глазах было море, а чистая поверхность отражала разбитые кристаллы между ними. Она не могла говорить. Всё, что она могла сделать, это удержать волны внутри себя. Но они были слишком сильны, слишком сильны, и внезапно они освободились.
— Мне так жаль, — сказала Аделаида. — Мне так жаль. — Слезы, отяжелевшие от горя, скатились по ее щекам, и когда ее колени подогнулись под весом ее сожаления, он был там, чтобы поймать ее.
Его руки обвились вокруг ее дрожащего тела, и Гарри снова почувствовал ее нежную кожу на своей. Ему больше не нужно было мечтать об этом, ему больше не нужно было ждать. Она была здесь, в его объятиях, и вдруг он очутился дома. Солнце сияло сквозь облака внутри него и золотые лучи наполняли его разум летом, когда юноша чувствовал, как ее сердце бьется о его грудь.
— Мне так жаль. Прости меня за то, что я ушла. — Блондинка рыдала и ее голос был не более, чем просто шепот. — Это должен был быть мой грандиозный тур, приключение, начало новой жизни. Я должна была увидеть то, о чем мечтала всю свою жизнь, но когда я видела что-то новое, то всё, о чем я могла думать — это как сильно я хотела увидеть это вместе с тобой. — Гарри держал ее, пока она плакала, и его руки были словно теплый щит вокруг нее. Он взял ее лицо в свои руки, вытирая слезы пушистыми прикосновениями. Их глаза встретились. Зеленые напротив голубых. Деревья напротив неба. Душа напротив души. И тогда он решил.
— Тогда давай, — сказал он. — Поедем в Норвегию и увидим северное сияние и полночное солнце. Поедем в Амстердам и возьмем напрокат плавучий дом. Поехали в Рим и нас вышвырнут из музеев, за то что мы спрятались там. Давай поедем в Берлин и будем голосить песни на пределе наших легких в каком-то гостиничном номере. Давай поедем в Париж и будем смеяться под дождем, пока наши глаза будут плавать в палитре красок. Давай исчезнем, но в этот раз сделаем это вместе, потому что я не знаю, смогу ли я еще раз вынести всё это, если потеряю тебя снова. — Его радужные слова вылетали изо рта, словно мыльные пузыри, мягко приземляясь на ее щеки, осушая последние слезы любовным поцелуем.
Гарри улыбнулся ей, и вдруг, как будто услышав как ее позвали, улыбка выглянула из уголка ее рта, зная, что ее наконец нашли.
У окна стоял старик, а в его чахлых руках была чашка чая, пока он смотрел, как мальчик и девочка идут по газону. Их руки были переплетены, связывая друг друга вместе, как белая шелковая лента, а их губы играли друг напротив друга, словно лепестки роз, танцующие на легком ветерке. Ветер поднял их волосы. Золотое солнце и темно-коричневая земля летали около их лиц, пока они улыбались друг другу.
Облака собирались на горизонте, и пара красных листьев вальсировала под их ногами. Шторм приближался. Старик чувствовал это в своих израненных жизнью костях. Приближалась буря, которая разорвала бы вишневое дерево до самых корней.
Комментарий к 4.6
комментарии и критика приветствуется, как всегда
========== 4.7 ==========
Позвольте рассказать мне о том, как они ехали. Когда они оставили позади себя корни цветов и услышали, как ветер поет в их окнах. Когда облака свисали с небес и обещание дождя отдавалось эхом от земли. Когда они не заботились об изменениях погоды, потому что внутри машины светило солнце, а его рука покоилась в ее.
Их пальцы были переплетены и она целовала его кожу, её губы были накалены сладкой летней жарой, когда асфальт сменился гравием, а дома деревьями. Они ехали и ехали. Мимо домов и людей, которых они любили, мимо брошенных велосипедов и мест, которые так много для них значили. Они ехали и ехали, пока огни города не замерцали в зеркале заднего вида, и они не оставили всё позади.
В конце концов, они остановились на том месте, где дорога разделилась на две части.
— Направо или налево? — Спросил он, глядя прямо на солнце. Девушка улыбнулась ему и вытянула руку, чтобы убрать кудряшку за ухо.
— Ты выбираешь. — Ответила блондинка и ее губы приземлились на его. — Ты выбираешь.
— Налево, — Сказал Гарри, когда губы Аделаиды отлетели от его. — Давай следовать за нашими сердцами.
И поэтому они свернули налево и почувствовали, как бьется их сердце в груди, когда город становился все дальше и дальше, а будущее приближалось. Мили пролетели как часы, а часы как секунды. Машина молчала, единственные песни, звучавшие в их ушах, — сладкие вздохи и биение сильных сердец. Он никогда не слышал песни прекраснее этой.
Разговаривали ли они? Я так не думаю. Они были слишком заняты ощущением того, как внутри их грудных клеток расцветали цветы, самые дикие и самые совершенные. Почки превращались в цветы, и когда их зеленые стебли обвились вокруг ребер и стали такими переплетенными, что было невозможно понять, где кончалась кость и начиналась флора. Они выросли такими сильными, такими большими, что едва могли дышать, но они не возражали, они совсем не возражали.
Она прислонилась головой к окну и увидела, как листья проносятся мимо нее. Они летели быстро, слишком быстро. Ветер усиливался, девушка чувствовала его сквозь стекло. Это было так, как будто оно дрожало, дрожало под напором природы. Он пел песню, песню разрушения и душевной боли. Это было грустно, сердце было мучительно печальным, но она не знала слов, и для нее это звучало прекрасно. Капля дождя упала на оконное стекло — прозрачная слеза, блестящая в угасающем свете. Небо становилось темнее, с каждым мгновением заходящего солнца, скоро деревья исчезнут в ночи и мир станет совершенно черным.