Аделаида посмотрела на него. По радио уже играла другая песня и он беззвучно пел слова. Это видение заставило мир внутри нее пульсировать жизнью. Звезды и солнце сияли бок о бок, а цветы расцветали посреди золотого моря. Это было иррационально, но ей было все равно. Потому что это не та вещь, о которой вы думаете, когда находитесь в середине своей мечты.
Гарри посмотрел на нее и всё почувствовал. Все. Это было удивительно, прекрасно, идеально. Юноша взял ее руку в свою, их пальцы мягко переплелись, а их глаза плавали друг в друге, поскольку ночь продолжала махать крыльями за пределами их машины. В тот момент мир не существовал. На самом деле ничего не существовало. Ничего, кроме голубого и зеленого, сердец и любви. И когда вишневое дерево падало с характерным рёвом и лязгом, часть из них осталась в этот момент в совершенном небытие до конца времен.
Они увидели это одновременно. Освещенный желтыми фарами страх капал из его глаз.
— Гарри! — Закричала она, а звук ее голоса пронзил ночь, как осколки разбитого стекла. И вдруг колеса повернулись.
Мир не остановился, не замедлился, не исчез. Он продолжил существовать, когда машина свернула с дороги, пока в ней находились девочка и мальчик. Он продолжал существовать, в то время как радио играло свои мягкие песни, и разбитые стекла падали на их тела. Он продолжал существовать, пока машина развернулась и разбилась в поле сиреневых цветов, и звук рухнувшей вишни ударил их с полной силой.
Он не знал, что случилось потом, но олень выжил.
========== 4.9 ==========
Комментарий к 4.9
https://www.youtube.com/watch?v=zq-EeEXVXEw
Ничего. Он ничего не чувствовал. Он ничего не слышал. Словно его не было. Как будто с того момента, как стекло разбилось об их тела, все перестало существовать. Тишина, оглушительная тишина. Она заполнила пустоту своей ехидной мелодией. Тишина. Пустота.
Затем сердцебиение.
Это был маленький барабан, пульс жизни, глоток воздуха. Оно заполнило пустоту небытия своими сладкими тонами.
Затем имя.
Это был мед на его губах, песня, ласкающая уши, зов о помощи.
— Аделаида, — имя сорвалось с его губ и приземлилось на осколки стекла. — Аделаида. — Его голос был сломан и теперь тоже лежал около него. Юноша попробовал еще раз, но у слова не было достаточно сильных крыльев, чтобы его нести. Медленно, словно во сне, он попытался открыть глаза и очутился посреди кошмара. Его веки были тяжелыми, как будто они были заполнены свинцом, а его глаза были пустыми и покрыты тусклой пленкой шока. Потребовалось некоторое время, чтобы глаза сосредоточились и пленка была разорвана, но как только его взгляд упал на разбитые окна и кровь на костяшках, он перестал плавать во сне.
Его руки все еще находились на руле, сжимая и обвиваясь вокруг него, а ремень безопасности цеплялся за его тело, оставляя пурпурные следы на коже. Тупая боль пронзила его бедро. Кусок стекла поцеловал его, а его зазубренные губы оставили красный след жестокой любви. Хотя он ничего не замечал: ни кровь, ни синяк, потому что его глаза были устремлены на сиденье рядом с ним. Оно было пустое.
— Аделаида, — Гарри тихо закричал, так как его голос все еще был на полу. Барабан в его груди стал биться быстрее, и плачущие скрипки в его голове превратились в крещендо гибели. Ее не было здесь, он не мог ее видеть, он не мог ее коснуться, он не мог ее поцеловать, потому что не было…
— Гарри, — голос сломался и сквозь звук этой симфонии, дверь машины распахнулась. Она была там, освещенная желтым светом всё ещё светящихся фар. Ее лицо было чистым, нетронутым, как будто судьба слишком сильно любила ее, чтобы причинить боль.
— Аделаида. — Сказал он и, наконец, голос оторвался с его губ и приземлился на её.
— Да, Гарри, я в порядке, в порядке. — Сказала она, мягко целуя его розовые губы. Когда он почувствовал ее дыхание на своей коже, в его жилах зазвучали духовые трубы, а в его сердце заиграл рояль. Она была там, она была жива. Он мог чувствовать это в кончиках ее пальцев и в ее сердце, он мог чувствовать это в ее руках и в ее груди, он мог видеть это в ее теле и в ее глазах. Она была жива, она была там, он чувствовал это.
— Ты уверена? — Спросил Гарри, его глаза были тихим дождем.
— Да, я в порядке, только пара сломанных ребер. С тобой все в порядке? — Он не мог ответить на ее вопрос, потому что симфония внутри него была слишком громкой, а буря в его глазах слишком сильной.
— Я в порядке, — ответил он. — Со мной все в порядке, пока в порядке ты. — Блондинка улыбнулась, и вдруг, в темноте ночи засияло солнце и залило его своими золотыми лучами.
Гарри вышел из машины, держа ее руку в своей, их пальцы переплелись, как корни дерева. Он никогда не отпустит ее снова, он навсегда прижмет ее ладонь к своей, чтобы он мог чувствовать ее сердце под ее кожей и знать, что она все еще жива.
Некоторое время они стояли неподвижно, глядя на разбитую машину. Ночная тишина поглотила их, ее ониксовые губы целовали все, кроме них, потому что фары машины все еще улыбались, поднимая темноту своей золотой дымкой.
— Что бы собираемся делать? — Задала вопрос девушка. — Мы гнались за звездами, но теперь мы больше не можем их преследовать.
— Сейчас, — сказал Гарри. — Мы ждем. Мы ждем машину или солнце, пока посмотрим. Потому что, моя дорогая, я думаю, мы нашли звезды. — Он поцеловал ее в висок и указал на небо с тысячами созвездий над ними.
Гарри обнял ее, а ее голова покоилась у него на плече. Они сидели перед машиной, смеялись, разговаривали, мечтали. Он играл с ее изящными руками, его прикосновения так легки, что их пальцы едва ли не целовались. Она напевала колыбельную, которую выучила под цветущими яблонями Норвегии или, может быть, на каменистой поверхности испанской лестницы, блондинка не помнила, но все равно спела ее. Ее голос поднялся и упал, как последний вздох лета, лаская мягкую кожу и целуя бледные губы, поднимая пару мертвых листьев, когда тот проходил мимо. Они сидели так некоторое время, пока не подул летний ветерок.
Нежный сон звал ее по имени, и ее глаза плавали в пурпурных цветах под ними. Она посмотрела на них сквозь дымку сна и поняла, что там растет не только один вид цветов, их сотни. Как будто сама природа сорвала им букет своих любимых цветов. Аделаида чувствовала большинство их названий на кончике своего языка, но одно из них не могло сформироваться в ее голове. Девушка видела их раньше, когда ее грязные руки поливали их в теплице, но теперь их названия были забыты, оставлены на другой раз.
Она вздохнула и опустила голову на его колени, а бархатное одеяло сна накрыло ее глаза. Но как только она двинулась, низкий стон сорвался с ее губ. Она села удобнее, а ее тонкие руки упали на бок.
— Ты в порядке? — Спросил он, соединив брови. Ее волосы спадали на глаза, и когда он убрал их, то увидел, как ее лицо исказилось от боли. Ее ресницы покоились на скулах, зубы впились в губы, их розовый цвет постепенно исчезал, становясь белым.
— Да, это просто мои ребра. — Сказала она, хватая его за руку и выпрямляя спину, пытаясь расположиться среди цветов. Ее плечи были напряжены, дергаясь нервными движениями как тот, кто пытается избежать боли. На мгновение она попыталась улыбнуться ему, звезды наверху отражались в ее глазах, но затем улыбка растаяла.
— На самом деле, нет. Я не знаю. — Ее голос дрожал, вода в глазах накапливалась. — Не мог бы ты взглянуть на них? — Гарри кивнул и его пальцы отпустили ее.
Медленно, аккуратно, чтобы не причинить ей боли, он приподнял её свитер. Дюйм за дюймом ее кожа открывалась перед его взором и в темноте ночи она никогда не выглядела бледнее. Цвета ее написанных творений пульсировали на белом холсте, бабочка на животе хлопала своими шелковистыми крыльями, когда она дышала мягкими вздохами. Гарри улыбнулся, увидев рисунок и вспомнив тот день, когда он в первый раз прогулялся по музею, который был ее телом, но затем ее свитер достиг цели, поцеловав на прощание, и юноша больше не мог улыбаться.