Как раз в этот момент одна из служанок, принесли новую порцию блюд и товарищи, продолжили трапезу.
* * *
Ей не спалось. Белая Лиса не любила бессонные ночи. А любил ли их кто-то вообще? Предаваться мыслям о прошлом, о возможном будущем, о череде правильных и неправильных решений. О создании для себя ложных образов того, что могло бы быть, с целью утешения своего собственного Я.
Нет, такое было не для неё. Колдунья считала, что только некие возвышенные личности, на подобии музыкантов, художников и поэтов занимались подобной чепухой. Приправляя всё размышлениями о чём-то высоком и философскими высказываниями. Делая всё это, они лишали себя ласковых объятий богини Дриматы.
Ну кроме Идаволла, он уж точно подобной ерундой не занимался.
Колдунья открыла глаза. Её кошачьи зрачки быстро адаптировались к отсутствию света – увеличившись, став практически круглыми. Она тут же разглядела потолочные балки, среди которых паук решил устроить себе логово.
Тяжело вздохнув, полуэльфийка откинула льняное одеяла и перевернув пучок связанных тряпок, что заменял ей подушку, несколько раз ударила по нему, после чего улеглась.
Нет, дело было не в том, что солома в матрасе впивалась в спину и не в самой кровати. Её спутники, вот в чём было дело. Она думала о них. Мысли, чёртов поток мыслей мешал ей спать. Ну почему именно сейчас, когда она наконец решила для себя, что в скором времени покинет их?
Больше всего её беспокоил человек в чьих намерениях она была не уверена до конца.
После той ночи, когда инквизитор накормил их супом, бард так и не выдал своих истинных мотивов. Одно было ясно точно - что-то в их отношениях с Марагвейном изменилось, но по крайней мере внешне Дум не переменил своей позиции к Идаволлу.
Даже сегодняшняя история, если и была правдой, хоть в малой степени - была настоящим откровением. А ведь за всё время путешествия он не шибко распространялся о себе, да и как правило отвечал в своей изворотливой манере. Хотя даже его рассказ о себе, не убедил Лису в чистоте его намерений. Да и с чего ему раскрываться им?
Был ли он опасен? Скорее да, чем нет. Могла ли использовать его Лиса в своих целях? В перспективе. Может сыграть на руку его странная привязанность к молодой асестке. Эта заинтересованность вызывала слишком много вопросов. Было ли это чисто физическое влечение или нечто большее? Радует одно, что пока рядом Дум, Идаволл держит себя в узде, но что же будет, если он останется наедине с асесткой? Одному Создателю это известно.
Сев в кровати, эльфийка какое-то время смотрела вперёд перед собой, изучая скудное убранство комнатушки. Затем, спустив ноги на пол, подошла к тазику с водой и решила слегка освежиться, всё равно сон не шёл.
«К слову, о травнице - в тихом омуте, как говорится»!
Зэрин – так правильно звучало имя молодой алоглазой колдуньи на языке асестов. На первый взгляд - скучная серая мышка, слишком правильная, но вот внутри! Упаси Создатель того, кто решит сунуть свой нос в это сердце. В её духе был скрыт поистине огромный потенциал, может даже сравнимый с потенциалом самой Лисы.
Травница была практически полной противоположностью колдуньи, но в то же время полуэльфийка испытывала к ней тёплые чувства, отчасти, потому что та напоминала её младшего брата, которого она очень любила. Их разлучили ещё во времена юности колдуньи.
На мгновение, Белой Лисе показалось, что она сейчас заплачет. Взяв волю в кулак, она прогнала воспоминания о прошлом прочь.
Вернувшись к мыслям о Зарине, женщина поняла, что несмотря на свою внутреннюю силу, девушка до сих пор воспринимает это путешествие, как что-то сказочное, романтичное. Заря часто, как бы невзначай посматривала на Дума. И несмотря на то, что называла его «братом», за этим словом скрывались гораздо более сильные чувства.
Хотя, насколько колдунья знала, не совсем корректно воспринимать их обращение друг к другу в том смысле, к которому люди привыкли. Ведь в ресакском — это был наиболее близкий по смыслу перевод этих слов.
«Ничего. Когда я уйду, Зарина проявит себя».
На мгновение, от этих мыслей ей сделалось как-то неприятно. Альв опёрлась на края тазика и стала внимательно рассматривать своё отражение в воде: на неё смотрела женщина, чей возраст сложно было определить. Она выглядела сверстницей травницы хоть и была чуть ли не в двое старше её. Мокрые кончики волос пепельного цвета свисали вдоль её продолговатого лица. С них, то и дело, в тазик падали редкие капли воды. На лице отчётливо выделялись небольшие близко расположенные глаза серого цвета. Покрутив головой из стороны в сторону, она внимательно изучила то, во что превратились её некогда длинные густые волосы - они сменились пышными волосами средней длины с округлой формой, с выразительным объёмом за счёт укороченных волос на затылке. Это единственное, что она смогла сделать после того, как работорговцы остригли её.