XI
Между тем как они предавались младенческим играм, бог Любви уже готовил им некоторые заботы. Волчица по соседству кормила волчат своих и похищала из стад немало жертв, потому что для пропитания детенышей ей нужно было много добычи. Заметив это, поселяне сошлись ночью и вырыли несколько ям, шириною в одну огрию, глубиною – в четыре. Они унесли и рассеяли большую часть вырытой земли, но не всю; потом, прикрыв ямы сверху длинными, тонкими ветвями, усыпали их оставшейся землей, так что яму нельзя было видеть, и все место осталось совершенно гладким. Даже заяц, пробежав, сломал бы ветви, непрочные, как солома, и обнаружил бы, что здесь не твердая земля, а только обманчивый вид земли. Но хотя они и наделали довольно этих ям и на холмах, и в поле, волчица не попалась: она, должно быть, учуяла западню. Зато провалилось много овец и коз, и даже в одной из них едва не погиб сам Дафнис. Вот как это случилось.
XII
Два козла, исполнившись ревностью, кинулись друг на друга и ударились лбами. Удар был так силен, что рог у одного из них сломался, и, подстрекаемый болью, раненый пустился бежать с жалобным блеянием. Победитель бросился в погоню и преследовал его нещадно. Дафнис, огорченный сломанным рогом, рассерженный буйством козла, схватил ручку длинного посоха и устремился в погоню за преследователем. Увлеченные, один – бегством, другой – яростной погоней, они, конечно, не имели времени смотреть себе под ноги. И оба упали в яму, сначала козел, потом Дафнис. К счастью, Дафнис упал на козла, удар был смягчен, и это спасло мальчика. Он сидел в яме и плакал, ожидая, не подойдет ли кто-нибудь, чтобы вытащить его. Хлоя, видевшая издалека все, что произошло, подбежала к западне: убедившись, что он жив, она позвала на помощь пастуха быков, жившего по соседству. Пастух прибежал, стал искать длинной веревки, за конец которой Дафнис мог бы ухватиться, чтобы таким образом вытащить его из ямы. Но веревки не нашлось. Тогда Хлоя вынула из волос своих шнурок, которым они были связаны, и отдала пастуху, чтобы он опустил один конец Дафнису; другой они держали, стоя на краю западни, и общими силами стали тащить. Дафнис ухватился руками за шнурок, вскарабкался и наконец вылез. Злополучного козла также вытащили. Оба рога оказались у него при падении сломанными; такова была тяжкая и быстрая месть, постигшая недавнего победителя. Они подарили его пастуху в награду за оказанную помощь, чтобы он принес его в жертву, и условились сказать, что волк похитил козла – в том случае, если бы дома заметили его отсутствие. Потом вернулись к стадам. Видя, что оба стада, и овцы, и козы, пасутся мирно, – сели под тенью дуба и стали смотреть, не ранен ли Дафнис при падении. Не было ни следов ушиба, ни крови. Но волосы и тело запачканы были землею и грязью. Дафнис решил вымыться, чтобы Ламой и Миртала не увидели того, что с ним случилось.
XIII
И так, придя в святилище Нимф, он отдал Хлое на сохранение верхнюю одежду и сумку и, стоя над родником, начал омывать свои кудри и тело. Кудри были черные и обильные, тело смуглое от солнечного загара, и казалось, что волосы кидали эту смуглую тень на кожу. Хлоя смотрела и находила, что Дафнис прекрасен. Так как до тех пор девушка не замечала его красоты, то вообразила, что это воды ручья одарили его прелестью. Она сама омыла ему плечи и, чувствуя под рукою мягкую гладкую кожу, несколько раз прикасалась украдкою к собственной коже, чтобы убедиться, у кого из них тело более нежное. Солнце склонялось к закату, и они вернулись домой со стадами. Но с этого дня у Хлои была только одна мысль, одно желание: снова увидеть Дафниса купающимся в роднике.
На следующий день, когда они возвратились на пастбище, Дафнис сел на обычное место, под тенью дуба; играя на флейте, он смотрел на коз, а они, лежа у ног его, как будто прислушивались к звукам флейты. Хлоя, сидя рядом с ним, также смотрела на овец, но чаще – на Дафниса. И опять, во время игры на флейте, он показался ей прекрасным, и она подумала, что это музыка одарила его такою прелестью, и взяла флейту из рук его, чтобы убедиться, не может ли и она, играя, сделаться такой же прекрасной. Хлоя попросила его выкупаться еще раз и увидела его в воде – увидела и прикоснулась к нему. И потом, возвращаясь, думала о его красоте, и эта мысль была началом любви. Того, что чувствовала, она не сумела бы назвать, бедная девушка, воспитанная в сельской простоте, никогда не слышавшая имени любви. Но душа ее томилась, взоры были рассеяны; часто произносила она имя Дафниса; почти не ела, проводила бессонные ночи и забывала стадо. То смеялась, то плакала. Засыпала и пробуждалась внезапно. Лицо ее то сразу покрывалось бледностью, то вспыхивало румянцем. Кажется, меньшей тревогою объята телка, ужаленная оводом. Нередко, оставшись одна, говорила она себе: