Перед двором Дриаса, у забора уже давно росли два мирта и плющ: мирты стояли близко один от другого, а между ними вился плющ. Раскинув свои побеги на оба мирта, он создал своей листвой подобие пещеры, и на нём висели ягоды. Потому-то здесь собиралось много зимующих птиц, - ведь пищи им зимой не хватало. Много тут было дроздов, были голуби, были скворцы и прочие птицы, что любят клевать ягоды плюща. Будто ради охоты на этих птиц и пошёл сюда Дафнис, а чтобы всякий ему поверил, набрал в сумку медовых лепёшек и захватил с собой птичий клей и силки. Расстояние было не более стадий десятка, зато снег много труда и препятствий ему доставлял. Но для любви нет непроходимого пути - пусть пролегает он через огонь, или воду, или даже скифские снега.
Добежав до двора Дриаса, стряхнув с ног снег, он расставил силки и намазал клеем длинные ветки. Так он сидел, с волнением и птиц поджидая и Хлою. Что до птиц, то их прилетело множество, и ловить их было легко, так что пришлось ему немало потрудиться, собирая их, убивая и ощипывая перья. А вот со двора не вышел никто, ни мужчина, ни женщина, ни даже домашняя птица, но все сидели дома, так что Дафнис был в затруднении, не зная, что делать, - словно его привели сюда зловещие птицы. Он решил найти повод и толкнуться в двери, и он стал раздумывать, чтобы сказать, чтобы его слова показались правдоподобными. "Я зашёл за угольком". А не было разве других соседей всего в одном стадии от тебя? "Пришёл хлеба взаймы попросить". Но сумка - полна едой. "У меня нет вина". Но только что кончился сбор винограда. "За мной гнался волк" - а где же следы волков? "Пришёл, чтобы поохотиться на птиц" - что же после охоты домой не идёшь? "Я хочу увидеть Хлою", но кто же в этом признается отцу и матери девушки? И как ни кинь, всё клин. И все-то мои предлоги - подозрительны. Лучше помолчать. Весной увижу Хлою, если уж, кажется, не суждено мне зимой увидеть её.
Он собрал добычу и хотел уходить. Но сжалился, видно, над ним Эрот, и вот что случилось.
Дриас с домочадцами сидел за столом. Мясо уже поделили, хлеб на стол положили, чашу вином, разбавив водой, наполнили. И вот одна из собак схватила кусок мяса и бросилась бежать к двери. Дриас рассердился (это была его доля), и, схватив палку, погнался за ней. И, гоняясь за ней, он оказался у плюща и увидел, что Дафнис, взвалив на плечи добычу, подумывает, как бы исчезнуть. Дриас позабыл и о мясе и о собаке и, воскликнув: "Здравствуй, сынок!" - обнял его, расцеловал и, взяв за руку, повёл в дом. Увидев друг друга, Дафнис и Хлоя чуть не упали. Сделав усилие, чтобы удержаться на ногах, они поздоровались, поцеловались и в этом будто опору нашли, чтобы не упасть.
Получив сверх ожидания и поцелуй и свидание с Хлоей, Дафнис подсел к огню. Сняв с плеч, положил на стол голубей и дроздов и стал рассказывать, как, наскучившись дома сидеть, он пошёл на охоту и как наловил одних силками, других клеем, летевших на ягоды мирта и плюща птиц. Его похвалили за то, что он не сидит, сложа руки, и заставили поесть из того, что собака схватить не успела. А Хлое велели разлить вино. Она всем поднесла, Дафнису же после всех: она делала вид, что сердита на него за то, что он хотел, придя сюда, уйти, не повидав её. Но всё же, прежде чем ему поднести, отпила, а затем уже ему подала. Он же, хоть его и томила жажда, стал пить медленно и, медля, усиливал своё наслаждение.
Стол опустел, на нём не осталось ни мяса, ни хлеба. Тогда все, кто сидел за столом, стали расспрашивать, как поживает Миртала с Ламоном. Они называли счастливыми их за то, что судьба им послала такого кормильца на старости лет. И он был рад похвалам. Ведь их слушала Хлоя. Когда же его не пустили домой, сказав, что назавтра хотят принести жертву Дионису, то от радости он их чуть вместо Диониса поклонением не почтил. Он вынул из сумки медовых лепёшек и птиц. Их приготовили к ужину, поставили кратер с вином и разожгли огонь. Наступила ночь, и пошло пированье. А потом стали рассказывать предания, петь песни и, наконец, пошли на покой - Хлоя с матерью, Дафнис с Дриасом. И Хлое не было иной отрады, кроме мысли, что утром она увидит Дафниса. А Дафнис радовал сердце: он счастлив был уже тем, что лежал с отцом Хлои. Он обнимал его, и целовал, в дремоте представляя, что он это делает с Хлоей.
Наступил день. На дворе был мороз, и северный ветер всё леденил. Все встали от сна, в жертву Дионису принесли годовалого барана и, разведя огонь, стали готовить пищу. Пока Напа пекла хлеба, а Дриас жарил барана, Дафнис и Хлоя, улучив момент, выбежали из двора туда, где рос плющ. Поставив силки и намазав клеем ветки, они наловили немало птиц. Для них наслаждением были поцелуи, и сладка им была беседа.
"Ведь для тебя, Хлоя, я пришёл сюда".
"Я знаю, Дафнис".
"Ведь из-за тебя я гублю этих дроздов".
"Что же я сделать должна для тебя?"
"Помнить обо мне!"
"Помню, клянусь нимфами, которыми клялась в нашей пещере. Сей же час мы вернёмся туда, едва только растает снег".
"Но снега так много, Хлоя! Я боюсь, как бы раньше, чем снег, не истаял я".
"Мужайся, Дафнис, солнце уже пригревает сильно".
"О, если бы было оно горячо, как огонь, что сжигает мне сердце".
"Ты всё шутишь и хочешь меня обмануть".
"Нет, никогда, теми козами клянусь, клясться которыми ты меня заставляла".
Так откликалась на речи Дафниса Хлоя. Тут Напа послала за ними, и они прибежали, неся с собой добычу обильней вчерашней. И, совершив возлияние Дионису, они приступили к трапезе, увенчав головы плющом. А когда пришла пора, восхвалив Иакха и восклицая: "Эвоэ!" - они отпустили Дафниса домой, наполнив его сумку мясом и хлебом. Дали ему и голубей и дроздов отнести Ламону с Мирталой, сказав, что они наловят себе других, пока ещё продолжается зима и пока ягод на плюще хватает. И Дафнис ушёл, расцеловав всех, а Хлою последней, чтобы у него на губах остался её поцелуй.
И не раз ещё он ходил к ним этой дорогой, придумывая иные предлоги. Так что и зима не совсем оказалась для них лишённой любви.
Началась весна, и таял снег. Земля стала обнажаться, трава стала пробиваться, и пастухи погнали стада на пастбища, а раньше других Дафнис и Хлоя, - ведь они служили пастырю могущества. И они побежали к нимфам в пещеру, а оттуда к Пану, к сосне, а затем и к дубу.
Сидя под ним, они пасли стада и целовали друг друга. Они стали искать цветы, чтобы украсить венками статуи богов. Цветы едва стали появляться, - их пестовал зефир, а солнце пригревало. Всё же удалось найти и фиалки, и нарциссы, и курослеп, и всё, что ранней весной Земля приносит. Хлоя и Дафнис надоили козьего и овечьего молока и, украсив венками статуи богов, совершили возлияние молоком. И стали играть на свирели, как бы соловьёв вызывая поспорить с ними в пении. А соловьи уже откликались в чаще леса, и скоро всё лучше стала удаваться им песнь об Итисе, словно они вспомнили после долгого молчания свою прежнюю песню.
Овечьи стада заблеяли. Ягнята прыгали, залезая под маток, и тянули их за соски. А за овцами, ещё не рожавшими, гонялись бараны, взбирались на них сзади, каждый выбрав себе одну. И козлы гонялись за козами и наскакивали на них и бились за коз. У каждого были свои, и каждый охранял их, чтобы с ними не связался другой козёл. Даже старых людей, случись им это увидеть, к делам любви побудило бы такое зрелище. А тем более Дафнис и Хлоя, юные, цветущие и давно уже искавшие любовных наслаждений: они распалялись, слыша всё это, млели, видя это, и искали чего-то получше, чем поцелуи и объятья, - особенно Дафнис. За время зимы он возмужал. Поэтому он рвался к поцелуям, и жаждал объятий, и во всём стал смелее и решительнее.