–Не могу ручаться, но, кажется, я обнаружил лазейку, – Люцифер был доволен произведённым эффектом. – Это была идея, иллюзия надежды даже, не надежда. Но я попробовал и оказался прав.
–Попробовал? – теперь Азазель был в ужасе. – А если бы оказался неправ? Тогда бы что? хозяин тьмы – вор? Полез в Эдем? Это был бы позор. Это было бы Ничто!
Его пугало Ничто, но Люцифера оно не страшило.
–Скажем так, – Люцифер всё ещё забавлялся ситуацией, – доверить это кому-то другому я не мог. У кого-то другого не хватило бы сил. Или рассудка. Или воли. Или скромности.
Азазель развёл руками:
–Верю, но разве была в этом необходимость?
–Владыка создал Эдем для людей. То, что те оказались грешниками, его расстроило. Ты помнишь Врата?
Азазель кивнул. Он хорошо помнил Врата. Помнил и свой восторг, вернее, те ошмётки памяти, что ещё были в этом восторге. Золотые Врата, за которые им нельзя было проникнуть. Как хотели они! Как выспрашивали! Как желали хоть мельком…
Это в прошлом.
–И как там? – Азазель дрогнул. Его голос тоже. Он снова был будто бы там, в числе ангелов Владыки, золотой доспех сдавливал его грудь и впереди были тайны.
–Когда-нибудь увидишь, – пообещал Люцифер, – если не побоишься.
Азазель стал прежним. Страх? Он боится всего двух вещей во всех трёх Царствах: Ничто и Люцифера. И кто знает чего больше?
–Зачем ты звал меня? – спросил Азазель напрямик.
–Разве друг не может пожелать видеть друга?
–Может, но ты зачем-то меня звал. И эти яблоки, и Эдем…к чему? – Азазель не любил всех этих словесных игрищ. Он любил меч и конкретику. Люцифер над ним за это подшучивал.
–Бери яблоко, – предложил Люцифер, – вижу же, что понравилось. А я, так и быть, расскажу тебе зачем тебя хотел видеть.
Азазель почувствовал себя идиотом. Ощущение было привычным: Люцифер всё повернул так, что это Азазель, им же и приглашённый, получал одолжение в виде ответов о цели своего визита!
Но да ладно, Азазель давно отринул часть гордости и взял яблоко, почувствовав хорошее настроение друга и хозяина, предупредил:
–Я буду его есть и представлять как великий Люцифер, хозяин тьмы и владыка легионов Подземного Царства бродит по травке среди сада и сам эти яблоки собирает. И напевает. Что-нибудь на мотив…
Азазель задумался, подыскивая что-то смешное, но не оскорбляющее и наконец нашёл, пропел:
–Je suis fille de jour et la nuit blanche biche.
La chassette apres moi des barons et de princes,
Et mon frere, Renault, qui est encore le pire.
Allez, ma mere, allez, bien pronte m'en lui dire.
Выходило смешно на его взгляд. В этой древней балладе, услышанной им ещё на торговых площадях, говорилось о прекрасной девушке, которая по ночам превращается в белую лань и за этой ланью до самого утра охотятся бароны и, что хуже всего, сам брат этой девушки.
Правда о том, что заканчивалась баллада весьма кроваво – брат всё-таки подстреливает лань, велит устроить пир по такому случаю и лань подать как главное блюдо, и во время празднества спрашивает, где же его сестра… но о концовке Азазель старался не думать.
–Давно я на пиру, любимый братец мой,
И села всех первей.
Ты видишь – говорю с тобой
Из блюд, что прочих тяжелей, – Люцифер заговорил об окончании баллады сам и рассмеялся, даже хлопнул в ладоши, – да, слыхал-слыхал, кажется, где-то даже лежит автор сего творения. Его переделывали, но запев подал он. Не помнишь?
–Помню, он подо льдом, ты велел его не отдавать в покой, пока он не напишет чего-то известнее. Но всё же, зачем ты меня позвал?
Люцифер кивнул, понимая непримиримость Азазеля, и в самом деле, пора было переходить к сути.
–Дагон. Ты должен его убить.
Азазель поперхнулся. Не из любви к Дагону, конечно. Это был очень шумный, но при этом далеко не самый умный демон. Он пришёл из хаоса, кажется, собрался из капелл крови и мерзости всех, кто упал тогда, уполз змеёй в ближайшую реку и вернулся из неё тем, кто он есть. Преданный, но беспощадный в своей глупости и в своём обжорстве. Особенного зла смертным он не делал, мог даже помогать рыбакам и морякам, но тут не угадаешь – как будет настрой, так и будет он себя вести. Но демонам, да и чего тут таит, ангелам тоже, хлопот от Дагона было больше, чем от любого другого демона.