Хозяин имения заскрипел зубами и переключил плеть на электрорежим. Краем глаза Джиран заметил, как добродушная кухарка сильнее прижала к себе детей, спрятавших лица в ее подоле. Мастер Тан решил, что пришло самое время вмешаться, и шагнул вперед. Он опустился перед Мэйдином на колени и коснулся его рукава.
- Прошу Вас, мой Лорд! Пощадите его!
Хозяин, удостоив мастера Тан лишь мимолетным взглядом, снова занес плеть.
- Пожалуйста, мой Лорд! - взмолился Джиран. - Разве мальчишка недостаточно наказан? Где мы найдем еще одного бойца для Состязания, если Вы убьёте этого?
- Я всегда считал, - медленно и громко, чтобы все слышали, заговорил Мэйдин. Плеть хищной змеей вилась по земле, переливаясь голубыми искрами. – Что лучший учитель для раба – это боль. А мерилом боли является крик. Но этот раб молчит: следовательно, урок им не усвоен. Наказание продолжится до тех пор, пока я не услышу, как мальчишка кричит.
Он ударил: яростно и зло. Плеть зашипела при соприкосновении с окровавленной спиной. А Кирим впился зубами в собственную руку, не торопясь порадовать хозяина воплем.
- Позвольте мне, мой Лорд, - попросил тогда Джиран, протягивая руки к плети. Он уже понял, что его ученик скорее позволит забить себя до смерти, чем закричит.
Мэйдин хмыкнул и перевел взгляд с наставника на привязанного к столбу раба. Тот что-то беззвучно и отчаянно шептал, глядя на мастера Тан через плечо. Лорд плохо читал по губам, но «Нет, пожалуйста, учитель» все же разобрал, что и перевесило чашу весов.
- Это может быть забавно, - решил он, в конце концов, и протянул Джирану плеть. - Попробуй, старик! Покажи, на что способен!
Тот встал, выпрямился, поудобнее перехватил мерзкую рукоять, размахнулся и ударил. Плеть легла точь-в-точь поверх уже имеющегося рубца. И вырвала у Кирима первый сдавленный крик.
- Еще! – потребовал Лорд.
На этот раз крик получился правильный, настоящий. И следующий тоже. А потом Кирим опять безвольно повис на веревках, и Мэйдин, удовлетворенный увиденным и услышанным, сделал знак его отвязывать.
Цепные Псы потащили Суона к Хижине, а Джиран понуро побрел следом, раздумывая над тем, переживет ли мальчишка эту ночь. И зачем он только отправил ученика на кухню к Ши?!...
Надсмотрщики положили Кирима на кухонную столешницу, с которой Джиран поспешно смахнул все лишнее. Один из Цепных Псов окинул распростертое тело пренебрежительным взглядом и, уходя, бросил через плечо:
- Не возись с ним, старик! Не выживет!
Джиран промолчал и полез проверять аптечку, хотя досконально знал, что осталось там всего ничего: пара ампул раниума, да антисептические салфетки. Ни жаропонижающего, ни биоклея, ни стимуляторов! Ученик не пришел в себя ни после инъекции раниума, ни, когда мастер Тан смывал с него кровь. Вся спина Кирима была превращена в жуткое месиво. Но особенно скверно выглядели те три рубца, которыми наградил ученика сам Джиран. Мастер устало опустился на высокий табурет и закрыл лицо ладонями. Вряд ли стоило надеяться, что Мэйдин остынет так быстро, чтобы вовремя распорядиться насчет лекарств.
Из мрачных раздумий его вырвал тихий скрежещущий звук: мальчишка пытался подтянуть свисавшую со столешницы руку и уцепиться пальцами за край, но лишь бессильно скользнул по нему ногтями.
- Очнулся все-таки! - проворчал мастер Тан. - Передумал, значит, помирать? А? Я тебя спрашиваю, ты, вздорный, упрямый мальчишка! - взорвался он криком. - Что тебе стоило раскрыть рот немного пораньше?! Убыло бы от тебя? Какого черта ты устроил эту демонстрацию?! Зачем было доводить до такого?! Я из-за тебя плеть в руки взял! Как какой-то надсмотрщик паршивый!
- Простите меня, Джиран, - хрипло отозвался мальчишка, снова удивив своего учителя. Тот ждал, что Кирим обидится или разозлится, но, по-видимому, дела обстояли столь скверно, что на такие яркие чувства у него не осталось сил. Или он, и в самом деле, осознал, чем так рассердил и расстроил наставника….
«Прошел всего лишь месяц», - пронеслась в затухающем сознании Кирима исполненная мрачной обреченности мысль. Месяц со злополучной тренировки, на которой он раскрыл себя, продемонстрировав владение Дайкай. Всего месяц, а он опять валяется еле живой, с располосованной спиной и дышит осторожно и не глубоко – потому что до одури больно. Как сказал Джиран? До Состязания всего три месяца? Целых двенадцать недель! Которые надо было как-то прожить. Не нарываясь. Но…