Я размышлял: литературная критика, эссеистика, публицистика — вы ведь тоже, кажется, ветви искусства, жанры искусства. Почему же вы не в силах принять этот дар — образный народный язык?
Почему те, кто творят вас, не могут впрыснуть в свои создания те же соки и краски, ту же кровь, которые живут в самих пишущих?
По крайней мере.
ТРИ ЗВЕЗДОЧКИ И ЗАНАВЕС
Когда-то одну главу от другой отделяли черточкой, звездочкой или даже тремя звездочками. Теперь это считается старомодным. Между одной главкой и другой ничего не ставят. Просто отступают на строчку.
И что же? Пустая строчка между главами и в самом деле пуста. Черточка или три звездочки что-то содержали в себе, о чем-то говорили. Просили читателя немного задержаться, перевести дыхание, прибавить что-нибудь от себя.
Пустая строка остается пустой и не говорит ничего.
Как через всякую пустоту, мы через нее торопливо перепрыгиваем. Читая некоторые произведения, даже невзначай подумаешь: к этому «так мало сказано» не грех присовокупить и еще чуточку «ничего не сказано».
Почти то же самое происходит в театре. Часто мы видим дань современным веяниям — входящих в театральный зал встречает сцена без занавеса. Эта свобода от условностей, открытость — хоть она только внешняя, поверхностная, всего лишь разновидность декорации, отнимает, однако, у публики, прежде чем что-либо на сцене произойдет, чудо театра, нечто таинственно-внезапное. Любопытство к тому, что сокрыто, что происходит там, по ту сторону занавеса. Действия спектакля кончаются как бы незаконченными. Занавес не может «шумно упасть» и не может «медленно опуститься». Нагота сцены не волнует, как не волнует нагота на пляже — заданная нагота.
Я не представляю себе, чтобы театральные режиссеры этого не понимали.
Однако я отлично себе представляю, что «модерновость» может быть выше всякого понимания.
________________________________________________
Вот я поставил черту. Одному нравится небесно-романтическая звездочка, второму любезней по-земному простая черточка. Третьему нравится «ничего». Мне по душе черточка.
________________________________________________
Если кто-нибудь, однако, решит, что я пишу эти строки, ратуя за старомодность и воюя с «модерном», я заранее этому «кое-кому» выражаю свое сочувствие…
КАК СКАЗАЛ БЫ ОМАР ХАЙЯМ
КРУПИЦА ВЫСОКОПАРНОСТИ
Иногда нам трудно обойтись без крупицы высокопарности. Если это в тех случаях, когда душа наша воспаряет, трепещет сильнее обычного, — нам этот грех простят.
Если же не воспаряет и не трепещет — все-таки некоторое разнообразие в нашем бедном мире.
ДИДАКТИКА
Все, все без исключения — мои учителя, мои меламеды.
Давайте не бояться этого обруганного слова «дидактика».
Давайте не бояться правды.
Разница между плохим писателем и хорошим писателем не в том, что один тебя учит, а второй не учит.
Разница такая: плохой писатель учит указкой, плеткой, оплеухой или, напротив, тем, что гладит по головке.
Хороший писатель учит намеком, взглядом, душой, светящейся в глазах.
Даже лучший из лучших, величайший из величайших — Гёте — в последние мгновения перед смертью произнес:
— Света. Больше света!..
СТИХИЯ
Читаю коллеге свою новую повесть «Его величество Столяр». Вижу, коллега моргает, морщит лоб. Я больше не отрываю взгляда от рукописи. Только слышу, как он вставляет:
— Вот это да!.. Тут ты даешь… Здесь ты в своей стихии!
Эх, дружище, если бы ты знал, скольких бессонных ночей, скольких колик в животе, скольких сомнений и разочарований, скольких правок и вставок, скольких мук стоила мне эта стихия…
МЕДИТАЦИЯ О МЕДИТАЦИИ
Поэт Иосиф Ролник пишет в одной из своих миниатюр-медитаций:
— Умный с простаком должны были перейти через узкую речку. Простак упал в воду, а умный по нему, как по мостику, выбрался на берег.
Ролник был поэт божьей милостью. Но жил он в другие времена, в другой среде и сам, похоже, был другим: слишком тихим, слишком терпимым к мировым катастрофам, слишком Бонце-молчальником в требованиях к жизни.