Чемодан и баул ее он закинул на заднее сиденье газика, сам сел за руль, а Эльвире предложил занять место рядом.
— Чтобы не скучно было в дороге, — улыбнулся он.
У Эльвиры тоже чуть дрогнули губы в ответ. За последние дни она несколько успокоилась, даже, казалось, посвежела, только в глазах застыла печаль, и отвечала она часто рассеянно.
Ехали молча. Потом, чтобы как-то завести разговор, Фельзингер спросил:
— И сколько еще осталось учиться? Год?
Она откликнулась не сразу. Газик бойко катил по гладкой асфальтированной дороге, и Эльвира задумчиво смотрела на все, что так стремительно откатывалось назад.
— Год учебы и еще год ординатуры.
Фельзингер от удивления присвистнул.
— Семь лет учиться, чтобы стать врачом?! С ума сойти! Кто это вытерпит?!
Улыбка впервые за все эти дни осветила лицо девушки.
— И только после этого, говорят, начинается для врача настоящая учеба, — сказала она.
— Верно, пожалуй… Говорят же: практика делает мастера. Сам испытал. Вот трактор, к примеру. Изучаешь его в техникуме вдоль и поперек. Ну, вроде бы все-все о нем знаешь. А начнешь на нем работать, он всякие финты выделывает, вредный норов свой выказывает. Ну, прямо злобой изойдешь, пока наконец сообразишь, где собака зарыта.
— Трактор — что… Его человек своими руками сделал. Да и железный к тому же. А попробуй иметь дело с больным человеком. Тут иногда и профессора бессильными оказываются.
Фельзингер согласно кивнул.
— Слава богу, я до сих пор еще всерьез не болел — Он опять улыбнулся и с осторожным намеком сказал: — Лишь с недавних пор обрушилась на меня нежданная хворь.
Эльвира искоса скользнула по нему любопытным взглядом.
— На что же вы жалуетесь?
— На сердце…
Он сильно смутился и на мгновенье подумал: «Ну, понесло меня. Нашел время шутки шутить. Сейчас она обидится или — еще хуже — решит, что я просто пошляк».
— В вашем возрасте жалобы на сердце?! Что это? Порок сердечного клапана? Стенокардия?
Фельзингер загадочно усмехнулся.
— О, нет… До этого еще не дошло. — Он опять покраснел и глухо промямлил: — Думаю, более простой диагноз: любовь.
Фельзингер сразу почувствовал, что сморозил глупость, что не к лицу ему такой банальный треп, что этим он только отталкивает, отпугивает девушку от себя.
Эльвира и в самом деле презрительно поджала губы, стала серьезной, отчужденной и снова принялась смотреть через ветровое стекло на дорогу. Понятно, что она сейчас о нем думает. Старый козел, а туда же… заигрывает… Ему стало вдруг не по себе. Ни с того ни с сего нажал на клаксон, резко затормозил, вышел и поочередно попинал ногой все колеса, словно предупреждая возможную случайность в пути. Слегка оправившись от смущения, вновь сел на сиденье и прильнул к баранке. Неловкое молчание затянулось.
Наконец он спросил, не глядя на Эльвиру:
— Если я тебе напишу, ответишь?
Она промолчала.
На аэровокзале он помог ей сдать багаж. Потом проводил ее к выходу на посадку, до железной ограды, за которой стояли самолеты, точно гигантские застывшие птицы. На прощание она подала ему руку, и он задержал ее в своей ладони.
— Эльвира, ты так и не ответила на мой вопрос…
Она улыбнулась.
— Сначала еще нужно долететь, Владимир Каспарович…
— Что за разговор, Эльвира?!
Распахнулись проходные ворота, и девушка исчезла в сутолоке, увлекаемая толпой.
— Эльвира! — крикнул он вслед. — О матери не беспокойся. И… обязательно напиши. Буду жда-ать…
Итак, вертикальные колодцы. В них видели единственный выход из создавшегося положения.
На полях совхоза «Большевик» пробурили для пробы три скважины глубиной в семьдесят восемь метров, выкачали соленую воду в бетонные желоба и направили в отводной канал. Согласно проекту, каждый такой колодец избавлял от опасности соленой грунтовой воды площадь в радиусе двух километров. Уже поговаривали об обнадеживающих результатах.
Казалось, настало время для радикальных мер. Ждать дальше уже невмоготу. В сознании Фельзингера эти вертикальные колодцы (почему, собственно, вертикальные? Разве бывают диагональные или горизонтальные?) засели основательно. О них он думал порой и глубокой ночью, они даже снились ему.
Каждый житель Голодной степи прежде всего заботился о том, чтобы обсадить свое жилище деревьями. Дом, не защищенный от жгучего солнца деревьями, за день накаляется до такой степени, что в нем даже ночью бывает нестерпимо жарко и душно. Теперь же большинство жилых домов в колхозе оказались почти оголенными. Понадобятся годы, пока подрастут новые деревья, если они вообще вырастут.