Письма Эльвиры и радовали и огорчали. Почти в каждом письме она осторожно высказывала свои сомнения в искренности его любви и намерения и пространно рассуждала о роковом заблуждении, о том, что нехорошо подавлять чужую волю, переступать через себя. Фельзингер злился, расстраивался, переживал, однако чувствовал, что с каждым днем все больше любит Эльвиру. Он горячо возражал ей, писал, что он отнюдь уже не мальчик и прекрасно понимает, что испытывает и чего хочет. «Ты или никто!» — решительно заявлял он в каждом письме. Он писал часто и коротко, она — редко и пространно, туманно, и в иных строках Фельзингеру чудились холодок, сдержанность, обычная вежливость и даже наигранность, неискренность, и это его настораживало, удручало, навевая грусть и тоску.
Мать недавно вышла на пенсию и сразу забрала внука к себе. Костя был очень рад, что наконец-то будет жить с отцом все время, а не так, как это бывало раньше, только в дни его приезда. Он быстро подружился с сельскими мальчишками, целыми днями пропадал на улице. Забав было много: рыбалка, купание в канале, разнообразные игры с мальчишками.
Однажды Фельзингер столкнулся на улице с Тасбулатом Аблязимовым. Тот был непривычно возбужден.
— Оу, Владимир, новость! Знаешь… из колодца на моем участке вдруг вода горячая ударила.
— Не может быть!
— Да накажет меня аллах, если вру!
Председательский газик помчался в поле.
У новой скважины собралась вся бригада. Из трубы била горячая, глинистая вода. Колодец очистили. Воду попеременно пробовали на ощупь, потом — на вкус. И все дружно решили, что это, наверное, минеральный источник.
Вернувшись в контору, Фельзингер сразу же связался с Соколовым.
— Не бредишь, дружище? — по обыкновению пошутил Соколов, потом серьезно добавил: — А впрочем… все может быть. Даже предполагалось… Ладно, приеду со специалистами. Прямо сейчас!
Новость покатилась по всему району. Соколов проявил бурную деятельность. Комиссии следовали одна за другой. После многочисленных проб и анализов было установлено, что из пятого колодца бьет целебная минеральная вода редкой консистенции.
Приехавшие из области товарищи распорядились огородить большой участок вокруг колодца. Пошли слухи, что уже в этом году начнут строительство областного экспериментального санатория.
Больше всех, пожалуй, поразило это событие Фельзингера. У него кружилась голова от радости. Неужто сама судьба пошла ему навстречу? Неужели все его долгие сомнения, все муки разрешатся вдруг самым неожиданным и прекраснейшим образом? Вот это было бы везенье!
Он часто навещал тот благодатный источник, пробовал на вкус теплую, солоноватую воду, заботился о чистоте колодца, интересовался в районе проектом и масштабом будущего санатория.
— Уж не в директора ли санатория метишь? — шутили друзья.
Фельзингер в ответ загадочно улыбался.
Однажды после очередного осмотра источника он вернулся к себе в кабинет и написал Эльвире письмо. Сердце его ликовало.
«Эльвира, сокровище!
Приезжай. Для тебя здесь подготовили такой сюрприз — ахнешь. Куда еще нам уезжать отсюда? Здесь прошли наши детство и молодость. Здесь живут наши матери. Здесь, в этой земле, покоится твой отец. Здесь и наше с тобой место. Приезжай, не раздумывай!
Представляешь: здесь, у нас, в степи, под боком, появится санаторий. Да, да, да! И вода — лучше вашей. Приедешь — убедишься! Санаторию нужны будут врачи, а их сюда не сразу заманишь. Твое место — здесь. Только здесь!
Решись! Буду ждать, моя желанная.
Привет от наших мам. Костя по-мужски жмет твою ручку. А я целую твои прелестные щечки.
Он прочитал свое сумбурное письмо еще раз, добавил несколько восклицательных знаков и заклеил конверт. Костя как раз вертелся в кабинете, разглядывал плакаты и диаграммы на стене.
— Костик! Дуй на почту, отнеси письмо.
— Во весь дух?
— Во весь дух!
Мальчик шмыгнул носом, глянул на конверт, но читать он еще не умел, да ему было и безразлично, кому предназначалось письмо. Он вскрикнул от избытка радости и пулей выскочил из кабинета.
Фельзингер, глядя вслед сыну, улыбнулся и принялся просматривать бумаги на столе. В мыслях был сумбур, он перебирал в памяти слова из своего письма, которые показались ему теперь беспомощными, неубедительными, и быстро, почти механически подписывал и складывал в папку разные заявления и отношения.