Однако недолгое его раскаяние не могло поколебать его решимости продолжать движение к цели. Глаза постепенно привыкли к темноте, и он уже мог различать, хотя и неясно, близкие предметы, а когда взглянул вверх, то увидел над своей головой небо, густо усеянное большими светлыми звездами. Это небо было немного не таким, каким он привык его видеть в родном Свердловске, но все же он довольно быстро отыскал Большую Медведицу, и хотя Полярная звезда была спрятана за горным хребтом, смог с помощью соединительной прямой, проходящей через две крайних звезды Большой Медведицы, определить северное направление.
К счастью, вскоре из-за горного барьера выполз громадный светлый диск луны и залил окрестность белым, с голубоватым оттенком, светом. Мартин обрадовался, он снова мог различать тропу, пусть не очень-то ясно, но все же достаточно надежно. Луна оказывала ему и еще одну неоценимую услугу: на землю падали длинные, четко прочерченные тени от высоких стволов деревьев, их полосы пересекали под углом главное направление тропы, и значит, не нужно было больше сверять курс по звездам, достаточно соблюдать постоянный угол к теням деревьев.
Он почти не замечал возрастающей крутизны подъема, его ноги ступали с приятным напряжением, легкие с наслаждением вдыхали прохладный смолистый воздух соснового леса. Но, приблизившись к крутому обрыву скал, окаймляющему южный склон горной цепи, он снова попал в сплошную темноту — вершины гор закрыли луну.
Что делать? Идти дальше наобум? Но ведь можно свалиться в какую-нибудь трещину, которыми изобилуют Крымские горы. И никто не узнает, где его могила… Не узнает и Флора. Вдруг он понял, ведь это же ради нее, — может быть, не совсем, но во многом ради нее — он предпринял это опасное восхождение! Верность слову — да. Желание испытать себя — да. Жажда приключений — да, да! Но что значило бы то и другое, если бы не возвышающийся над всем этим образ прекрасной дамы?!
«Да, не зря этот изменник проводник говорил о пяти часах как о крайнем сроке для старта. А потом — пойти без карманного фонаря, какая глупость», — ругал он сам себя, не зная, что предпринять. И тут заметил, что свет луны снова заливает его. Добрая, верная союзница луна! Ты, конечно, не висишь на одном месте, а потихоньку двигаешься вперед и выше, отвоевывая у темноты пространство. Вот ты уже опять поднялась над вершинами гор. Спасибо тебе.
Дальнейший свой путь Мартин решил соизмерять с движением луны. Посидит несколько минут, отдохнет, разглядит тропу, насколько хватает освещения, и делает рывок до границы тьмы, потом снова сидит, отдыхает. Так бросками он и двигался все дальше вперед.
Но луна в конце концов окончательно преодолела горный барьер и словно яркий уличный фонарь повисла в небе Мартин взбирался все выше и выше, а тропа с каждым шагом становилась все уже, не раз он терял ее и тогда возвращался назад, чтобы отыскать. Теперь он был уже не новичок, он чувствовал себя знатоком своего дела, он был настоящий следопыт, которому никого не надо расспрашивать о дороге. Он исполнился гордой уверенности, сознанием осуществленного замысла, и, хотя тропа становилась все круче, иногда Мартину приходилось карабкаться даже на четвереньках, он не унывал. Он был молод и силен, он был полон решимости доказать, что он настоящий мужчина.
После одного особенно крутого подъема, который пришлось преодолевать почти ползком на животе, он вдруг почувствовал под ногами ровную землю и увидел тянувшуюся вправо и влево широкую, черную, сверкающую в свете луны ленту проезжей дороги. Значит, он достиг кратчайшим путем того шоссе, которое многочисленными длинными зигзагами ведет от Ялты к горному перевалу. Отсюда можно идти по дороге, а можно для сокращения пути срезать по прямой несколько ее излучин.
Он взглянул на часы. Было без четверти три.
Вершину Ай-Петри лизал сильный ветер. Голое, постепенно снижающееся к северу плоскогорье отливало в лучах луны серебром, темные шрамы впадин делали его похожим на лунный ландшафт. На западе, совсем близко, тянулись к звездам зубцы знаменитой короны Ай-Петри, они возвышались массивно и грозно и выглядели вовсе не такими изящными, какими казались снизу. Вокруг ни малейшего признака присутствия чего-нибудь живого, только свист ветра где-то в невидимых трещинах скал. Внизу, с южной стороны, зияла какая-то всеобъемлющая пустота, темная и бесформенная, как космическое ничто, оттуда не доносилось ни привычного шелеста морского прибоя, ни потрескивания цикад.