Он огорчился:
— А вы не подскажете, где мне еще…
— Не знаю, не знаю, — она наконец нашла ключи, звякнув, стала отпирать английский замок.
Он поднял чемоданчик, больше ждать было нечего.
— Видите ли, — сказала опять женщина. Она нервничала, никак не могла отпереть замок. — Видите ли, она умерла. В январе умерла.
Он не знал, что сказать на это, постоял и все же шагнул к ступеням.
Вдруг женщина оглянулась:
— А вы ее знали? Она вам печатала?
— Да нет, — пожал он плечами. — Просто мне посоветовали: мол, она может.
— О-о, — женщина горько вздохнула. — Она все могла, все. Ах, этот проклятый ключ…
Ему стало неловко.
— Давайте я, что ли, — предложил он.
Она протянула ключи на колечке:
— Пожалуйста, вот этот желтенький, а то каждый раз мучаюсь.
Он оглядел его и почти без усилий выпрямил ножку.
— Все, порядок.
— Все? Не может быть. — Но замок щелкнул, и дверь открылась. — Вот спасибо.
— Да чего там, — буркнул он и заспешил вниз.
Он шел по стертым ступеням и не знал, куда же теперь идти. Должна же быть в Москве хоть какая-нибудь контора по переписке. Не может же человек вот так, целый день, бегать в поисках, когда у него в Москве столько дел и всего одни сутки. Он не дошел до третьего этажа, когда над ним гулко раздалось:
— Послушайте, молодой человек, — женщина перегнулась через перила, — я вам советую на Тверской сходить.
— Я уже был, — он глянул вверх. — Я все исходил. — Ему все же стало теплее от такого внимания.
— И куда же вы теперь?
Он улыбнулся:
— Да не знаю. Где наша не пропадала!
— Скажите, а много там у вас?
— Чего? — не понял он.
— Ну, текста? Перепечатки?
— Да чего ж много? Тетрадка.
— Ну, поднимитесь, — велела она и скрылась.
Кажется, ему везло! Он взлетел на четвертый и шагнул в открытую дверь.
В темном коридоре пахло луком, пылью и старой обувью.
— Проходите, пожалуйста, — услышал он издали ее мягкий голос. — Моя лампочка вчера перегорела.
Он наткнулся на что-то твердое.
— Идите сюда, — звала она из темноты. — Сюда, на звук голоса. Сейчас я дверь открою.
В глубине возник неясный свет, и он пошел прямо туда.
У него зарябило в глазах, потому что высоченная комната была заставлена и завешана множеством всяких безделиц — картин в золоченых рамах, пестрых тарелок, стекляшек и ваз на рояле, буфете, столе.
«И для чего человеку столько ненужных вещей?» — думал он. Но среди всего этого, над столом, он увидел карту. Два земных полушария, как будто два синих глаза, серьезно глядели в комнату.
— Присаживайтесь. — Она ушла куда-то за шкаф. — Вам жарко, наверно, в такой теплой шапке.
Он промолчал.
— Я, правда, не машинистка, — говорила она за шкафом, — но все-таки покажите мне рукопись, — и появилась оттуда совершенно неузнаваемая, совсем еще молодая, наверно его ровесница, в белой блузке, с темным пучком волос, чем-то похожая на его первую школьную учительницу. — Что же это вы на полу? — она смотрела, как он копается в чемодане. — Вот вам стул.
Он хотел пройти, но побоялся задеть что-нибудь.
— Да нет, не стоит, — и протянул тетрадку.
Она подошла, легко двигаясь между мебелью.
— Если б я знал, что в Москве так трудно, мне б у себя в конторе перепечатали.
— Это где, у себя? — она открыла тетрадь.
— Акташ, на Алтае. Может, слышали?
Ей не хотелось его обижать:
— Как будто бы… по радио.
— Во-во! В прошлый месяц передавали. Мы обязательство взяли.
— И почерк у вас разборчивый.
— Вот и я говорю, разборчивый. А они: нет да нет.
— И текст не технический.
— Не технический, — он ревниво следил за выражением ее лица. — В общем… это стихи, — и покраснел.
Но она не засмеялась и даже не усмехнулась, пригладила волосы и, встретив его тревожный взгляд, серьезно сказала:
— Ну и отлично. Оставляйте. И заходите через день. Вам в трех экземплярах?
— Как через день? — не понял он. — Мне нужно сегодня.
— Ну что вы, голубчик, — она сразу стала похожа на ту, с Тверского. — Это же нереально, — стала выкладывать из сумки хлеб, сырок, бутылку молока. — Тут страниц сорок, а я не машинистка. Я просто хотела…
— Дайте, — он быстро шагнул вперед. — Дайте сюда, — и взял тетрадь со стола. — А я думал, вы правда… — он раскрыл чемодан.
— И нечего горячиться, — она отставила сумку. — Вам даже за день никто…
— Ничего, обойдусь, — пыхтя, он засовывал тетрадь.