— Лиза! — Чуть чайник не опрокинула. — Да вот же! — и достала скорей — мелочь брякнула.
Женщина усмехнулась, а Лиза померкла вся, зло взглянула на Таню:
— А кто тебя просил убирать? — и отвернулась. — Так, вот вам сдача. Следующий.
Таня мяла тряпку в руках. Не знала, куда деваться от взглядов. Постояла еще и молча пошла в подсобку.
Из репродуктора над ее головой диктор звонко вещал:
«Дорогие друзья! Начинаем концерт по заявкам наших доблестных воинов артиллеристов и ракетчиков!..»
— И не лезь в мои дела, — Лиза спокойно раскупоривала консервы на табурете. — И к стойке не подходи. А то первый и последний день тут. Поняла? — Сережки ее сердито дрогнули. — А то без тебя не знаю, что делаю.
Таня стоит как мертвая, машинально моет стаканы, раз, два, три — раз, два, три. А по радио давняя знакомая песня:
За окном меркнет день. И уже фонарь над улицей качает желтый, тревожный свет, да перекликаются тепловозы.
Таня собирала со столов солонки, стаскивала грязные голубые клеенки. С улицы стучали, дергались. Звякал крючок на двери.
— Мне на базе шепнули, ревизия скоро. — Не обращая внимания на стук, Лиза «снимала остатки». — Надо все подготовить, чтоб комар носа не подточил. — Скинув босоножки, она залезла на стойку и считала в буфете коробки с вафлями, бутылки портвейна. — Чего молчишь? Обиделась, что ль, из-за мелочи? — усмехнулась. — Вот уж правда, это мелочь… Нет, девушка. Надо легче на все смотреть, веселей. А то много тут не наработаешь. Да и жить легче веселому человеку.
— Может, открыть? — спросила Таня.
— Да ну их. Небось за вином. — И крикнула на весь зал: — Закрыто! Закрыто!.. Так. Портвейнов тридцать четыре по два тридцать… Прямо голова кругом с этой арифметикой… Слушай, а вдруг нужный кто? Ну-ка, открой.
И Таня побежала быстро, крючок скинула.
В клубах пара ввалился квадратный заснеженный дядька в брезенте.
— Что, Лизавета, в праздник рано закрылась? — он притопнул на месте, и комья снега с плечей и ног полетели на пол, зашипели на печке.
Лиза обрадовалась, слезла со стойки:
— Ой, Петр Иваныч. А какой такой праздник?
Он обиженно засопел, вылезая из своего твердого плаща.
— Наверно, День артиллерии, — сказала за его спиной Таня.
— О! Точно, — он оглянулся и увидел девчонку с челочкой, в фартуке. Молча повесил у двери гремящий плащ и пошел в пустой зал, сразу такой домашний, в вязаной душегрейке и в серых катанках.
В подсобке Лиза срочно достала пол-литра из холодильника.
— Видала? Ухажер! Как раз вовремя. Бывший начальник станции, — она развеселой стала. — Вот так каждый праздник. Придет и сидит, размышляет. Жена у него — мегера. Сроду выпить не даст, печень его бережет. А сын в Москве учится, — раскупорила бутылку, отерла тряпочкой. — Ты сыру нарежь голландского, да потоньше.
Он сидел в пустом зале среди голых столов и следил, как за окном в свете фонаря кружится желтый снег.
— Чего ж редко заходите, Петр Иваныч? — Лиза плыла к нему — на тарелочке полный стакан, огурчики, хлеб.
Он очнулся от мыслей:
— Дела все, Лиза, дела. — Расстегнул душегрейку. — Вот только что с партактива. Опять ваш директор отчет запорол. Пришлось выступить, подсказать.
Лиза присела, оперлась на белые локти.
— И чего вам беспокоиться, Петр Иваныч? Как говорится, на заслуженном отдыхе. Сидели бы дома, — стаканчик подвинула. — Как печень-то, не тревожит?
— Ерунда. — Он помолчал и серьезно поднял стакан: — Ну что, Лиза. С праздником, значит?.. За артиллерию нашу!
— С праздничком, с праздничком!
— Ракетных войск я не знаю, а вот артиллерию… — дохнул и выпил.
Лиза обернулась и крикнула:
— Ну, долго ты там?
Он закусил огурчиком:
— Новенькая? И как, ничего?
— А кто знает, — пожала Лиза плечами. — Новый сапог всегда жмет.
— Да притирается. Я старый солдат. Знаю.
Он был прост лицом. Добродушен. Смотрел, как спешит новенькая с чаем и сыром и горячий стакан жжет ей пальцы. Улыбнулся:
— Садись, посиди с нами. Праздник нынче.
Но Лиза отослала:
— Иди, иди. Нечего ей тут рассиживать. Еще клеенки мыть. А вы закусывайте, Петр Иваныч. Сыр свежий.
— Да, сыр свежий, — он смотрел, как под фонарем уже валит косо летящий желтый снег.
— А как же, все стараешься, стараешься, — уже по-деловому заговорила Лиза. — Сами знаете, пятый год на одной точке, без жалоб. В ночь-полночь стучат, и днем не присядешь. И все хочешь, как лучше, — вздохнула мечтательно. — Вот шторки хочу для уюту сшить, голубенькие такие. Уже и ткань присмотрела.