Он сидел благодушный, чуть раскрасневшийся от выпитого.
— Люблю я тут посидеть в удовольствие. На тебя поглядеть, — хрипловатый голос его звучал в пустом зале. — Ну, хочешь признаюсь тебе?
— Да вы выпейте, — перебила Лиза. К чему ей были его признания? — Я еще принесу, — и стакан подвинула.
— В сорок четвертом, в такую же вот зиму, под Рогачевом командовал я батареей, — и поднял стакан.
— А вообще-то, у меня вопросик к вам, Петр Иванович, — Лиза смотрела, как он пьет. — На базе мне один человек в партию посоветовал. Как вы думаете, стоит?
Он отставил стакан, помолчал:
— Что это вдруг?
— Как это — вдруг? — она обиделась даже. — Я сознательная. «Бригада коммунистического труда». И с планом порядок, за четвертый квартал гоню…
— Да ладно, ладно тебе. Не на бюро. — И озаботился: А с личной-то жизнью у тебя как?
— Ой! — засмеялась она. — Какая уж тут личная? Вся личность моя на общество тратится. — И серьезно: — А рекомендацию писать по стандарту надо. Чернилами. Я набросала там кой-чего на листочке, чтоб вас не затруднять. И две другие тоже достану, договорилась уже.
— Договорилась, значит? — повторил он задумчиво и поглядел в окно. За окном уже не было видно фонаря, снег совсем залепил стекла. — А ведь сегодня, Лиза, мой день, девятнадцатое ноября. Салют сегодня в городах-героях. А в сорок четвертом под Рогачевом…
Лиза устало вошла в подсобку. С лица стерлась улыбка:
— Ох, уж эти мне пенсионеры! Слушать их тошно. — Достала начатую бутылку: — Ладно, бог терпел и нам велел. А то улетит без меня вагон-ресторан мой… Ковер-самолет мой голубенький.
Таня молча перетирала солонки.
— Это один человек мне умный совет дал. Вступай, говорит, Лиза, сразу в гору пойдешь. — Щедрой рукой она отрезала колбасы. — А ты, если хочешь, иди. Я сама тут управлюсь. Только печку проверь, а то угорим.
Петр Иванович машинально возил стакан по клеенке:
— Мне ведь, Лиза, что — думаешь, выпивка эта нужна? Нет… Я ведь, если по совести, поглядеть на тебя хожу.
Лиза не удержалась от смеха:
— Да чего ж на меня глядеть? — но, довольная, украдкой подмигнула Тане: вот, мол, дает старик. — А и глядеть-то вам на меня, поди, поздновато? А, Петр Иванович? И жена есть.
— Вот ты какая. Да я не про то, — он покраснел даже. — Тоже мне, выдумала. Я ведь что сказать-то хотел. С лица больно похожа ты на одну… Вот гляжу — она и она. А без нее мне, Лиза, не было света…
— Ты закусывай, Петр Иванович, а то захмелеешь, про бумажку мою забудешь.
Таня распахнула дверцу печки. Красные отсветы заплясали у ней по щекам.
— Погоди, дай рассказать. Так вот, значит, было это под Рогачевом. Снег вот так же валил. И как раз связь у нас порвалась. А она у меня телефонисткой была. А народу в обрез, послать некого. И пошла она сама, голубка моя, по проводу ко второй батарее… А тут, Лиза, немец как раз в атаку, — он смолк, вспоминая далекое. — Да… Пошел немец в атаку. И веришь сердцу?.. Накрыл я ее своим же огнем, родимую. Своим же огнем… — Он смотрел невидящими глазами. — А была она уже на пятом месяце. Все никак от меня не хотела в тыл уезжать. «Боюсь, говорит, я за тебя и без тебя боюсь»… Эх, Лиза, Лиза…
Таня замерла у печи. Стало слышно, как потрескивают дрова. Лиза встала пошла торопливо в кладовку — бумагу искать и чернила. А как же — дело есть дело. И может, момента такого больше не подвернется.
— Я сейчас. За чернилами.
Не подняв головы, он слышал, как, простучав каблуками, та скрылась за скрипнувшей дверью. Помедлил, потом выложил деньги и, тяжело поднявшись, двинулся к выходу, повторяя на ходу:
— Своим же огнем… Своим же огнем…
У дверей, одеваясь, все не мог попасть в рукава оттаявшего плаща.
И опять в напряженной тишине было слышно, как угли, шурша, падают в поддувало.
Из кладовой выскочила Лиза с бумагой в руках:
— Да куда ж вы, Петр Иванович?!
Но он распахнул дверь и, скрипя ступенями, молча ушел в белый мороз.
Лиза стояла растерянная:
— Господи, с чего это он? — Посмотрела на деньги, на Таню, сидящую на корточках у печи: — Может, ты чего сказала?
Таня молчала с красным от жара лицом.
И Лиза испугалась, крикнула:
— Ты что ему тут сказала? Почему он ушел?!
Таня упрямо глядела в печь.
— Я тебя спрашиваю, — подскочила Лиза. — Что ты ему сказала?