— Что у вас сейчас на душе, Алеша? Вам грустно?
Она посмотрела на него долгим взглядом. Лицо Зины было таким же славным и печальным, как песня девушек вдали. Алексей нагнулся и поцеловал ее.
— Тише, — сказала она, когда он хотел ей что-то сказать. — Помолчим и запомним, Алеша, навсегда эту минуту. Это неправда, что мы знакомы всего несколько дней! — заговорила Зина, прерывая минутное молчание. — Я знаю вас всю жизнь. Всю жизнь! С детства привыкла думать о вас и росла под незаметным вашим влиянием. И я всегда чувствовала — всегда, слышите? — что мы будем вместе, обязательно будем.
Алексей взял ее руки — пальцы были холодные, осторожно стал согревать их теплом своих рук.
— Вы и не подозревали, а я душой всегда была с вами. Вы окончили институт и уехали на стройку — так надолго! О вас говорили: «Молодой он, неопытный, ему трудно». Я хотела, чтобы вам было легче, и думала о вас неотступно. Я верила и сейчас верю: человеку помогает, если другой, любящий его человек думает о нем. Вам странно, Алеша, что я вдруг, не таясь, первая вам открылась?
Он хотел возразить, Зина перебила его:
— Все-таки как-то необыкновенно у нас получилось. Я ведь и не знала вас по-настоящему. Алеша Ковшов был создан моим воображением таким, каким я хотела его видеть... Иногда я в страхе думала: вдруг он окажется совсем другим и моя любовь померкнет?
Зина замолчала на минуту, чтобы унять волнение, и потом продолжала еще горячее:
— У меня было много знакомых. Некоторые мною интересовались. Но никто не интересовал меня. В какие-то злые минуты я смеялась над собой: кого ты ждешь? Разве можно дождаться, разве дождешься человека, который тебя не знает, не стремится к тебе, не думает о тебе? Разве его дождешься, если он, может быть, и не существует на свете?
Волнение Зины было так велико, что она уже не могла справиться с ним. Она быстро поднялась с земли и потянула его за руку.
— Минуты сомнения проходили, и опять во мне жило одно: счастливое и чуть грустное чувство ожидания. Наконец мы встретились, там, на лестнице. Я не могла пройти мимо потому, что поняла — теперь мы должны быть вместе. Как хорошо, что ты оказался лучше Алеши, которого я создала в моих мыслях и мечтах! Жизненней, богаче, сложнее! — В порыве она развела руками и воскликнула торжествующе: — Я готова весь мир обнять за то, что мне дано так любить!
«Наша Зина погибла! Что же теперь делать, Алеша? Что делать?»
Ведь действительно ее нет больше, она погибла, как ты не понимаешь! Он медленно побрел дальше, пытаясь представить ее себе в боевой обстановке, выполняющей боевое задание.
И вдруг ему вспомнился один ее поступок — простой и обыденный, но глубоко поразивший его силой самопожертвования и настоящей, большой любви.
...Вскоре после женитьбы, дня за три до войны, мать Зины, глядя на них, спросила в шутку:
— Как думаете жить дальше, молодожены? Какие у вас планы?
Алексей ответил тоже шуткой. Потом они сидели одни. Зина рассказывала об изобретении своего товарища, тоже выпускника института.
— Как же будем жить дальше? — с улыбкой повторил он вопрос. — Какие у нас планы?
— Будем жить хорошо, — сказала она, не задумываясь. — Главный план: никогда не разлучаться, всегда быть вместе. Верно?
— Разумеется, — подтвердил он и задумался. — Учиться тебе осталось полгода. А потом в аспирантуру?
— Ну да, в аспирантуру. Это у нас дело решенное. Фактически я веду уже вторую научную работу.
Зина заговорила о ней и не сразу заметила, что он поднялся и сумрачно зашагал по комнате.
— Я знаю, если постараться, можно найти работу в Москве, в какой-нибудь проектировочной конторе, — сказал Алексей невесело. — Но мне тяжело об этом думать. Ты не была на стройке и не представляешь себе, что это такое. А я всегда мечтал строить в медвежьих углах. После южной стройки мне не ужиться в московской конторе. И в главке уже решено, что я поеду теперь либо на Дальний Восток, либо на север, в район Печоры...
Алексей остановился у окна. Что-то из жизни стройки вспомнилось ему — не то борьба за мост во время наводнения, не то пусковой поезд на новой, построенной ими магистрали.
— Расставаться мы не должны. И не будем. Я поеду с тобой, — услышал он ее голос, спокойный и тихий. — Пошлют ли тебя на Дальний Восток или на Печору, все равно. Куда ты, туда и я. Аспирантуру и Москву оставим. Жаль немного, но ничего. Инерцию привычки надо преодолевать. Научную работу можно вести и на стройке. Ты ведь мне будешь помогать, милый?..
Ее слова необыкновенно умилили его. Такая она во всем, — подумалось ему, — ради того, кого любит, не пожалеет и жизни. Он считал себя неспособным на сентиментальные порывы и всякие там красивые жесты, но сейчас подошел к ней, безотчетно опустился на колени и с нежностью стал целовать ее руки...
«Она выполнила задание, но погибла!» — всплыл в памяти глухой голос Гречкина. И тогда Алексей отчетливо увидел Зину стоящей перед командиром.
«Задание очень опасное. Вы идете на смерть. Если не чувствуете в себе достаточно решимости и силы — лучше откажитесь». — «Я решилась. Можете быть уверены, силы у меня хватит», — спокойно и твердо ответила она.
— Паря, берегись! — раздался зычный окрик. Тотчас оглушительно прогремел выстрел. Рядом что-то тяжелое грохнулось на землю.
Алексей стоял, обняв обеими руками дерево, и не шевелился. Карпов подошел, тронул его за плечо. Инженер не сразу повернул к нему лицо, залитое слезами.
— Еще маленько, и она прыгнула бы на тебя, подлая! — сказал Иван Лукич, пиная ногой громадную дикую кошку, распростертую на траве. Остекленевшие глаза ее еще не утратили злобного выражения.
Карпова взволновало равнодушие, с каким посмотрел Алексей на зверя.
— Встряхнись! — сказал Иван Лукич. — Ты как мертвый сейчас. Посмотри — все живет.
Кругом шла не прекращающаяся во веки веков жизнь. Журчал и звенел светлый поток Октанки. Две кабарги вышли на водопой, увидели людей и мгновенно, одним скачком, прянули в чащу. Где-то наверху неутомимо работал дятел.
Карпов насторожился, вскинул карабин: кто-то бежал по берегу. Ухо охотника различило прерывистое дыхание человека, который, видимо, очень торопился. Вот он появился из-за поворота: Кондрин! Иван Лукич показал на него Алексею. Кондрин не заметил их. Он остановился неподалеку напиться из речки. Вскоре он исчез среди деревьев.
— Что он ищет в тайге, паря? — с удивлением спросил Карпов.
— Ступай, Иван Лукич, — устало сказал Алексей. — Я вернусь один. Не опекай меня, не надо. Если можно, оставь карабин.
— Нет уж, — не согласился. Карпов. — Что хочешь делай, но я от тебя не уйду. Коли не желаешь возвращаться на площадку, вместе погуляем в тайге. Если интерес имеешь — можем к геологам сходить, рассеешься малость. Тут идти недалеко. Я твоего знакомого дважды встречал, он все зовет тебя в гости.
Через полчаса они подошли к стоянке экспедиции Хмары. Несколько больших палаток с деревянными стенами и брезентовыми крышками раскинулись на полянке у реки. Возле коновязей две лошади мотали мордами, доставая корм из торб. По берегу виднелись буровые вышки. Людей нигде не было.
— Куда же все подевались? — удивлялся Карпов. — Три дня назад здесь был целый базар.
Они направились к палаткам. Их остановил не замеченный ими среди кустов боец-пограничник. Он начал их опрашивать, узнал Ковшова и успокоился.
— Здесь лейтенант Батурин, товарищ инженер, — сказал он дружелюбно. — Если хотите, можете его увидеть, он в той вон палатке.
Лейтенант, услышав голоса, уже шел к ним. Он рассказал, что геолог Хмара и еще два человека из экспедиции арестованы, отправлены в Кончелан на самолете. Остальные свернули хозяйство и отправились к Чонгру.
— Небольшая драка тут была. Ваш знакомый нехорошо себя вел, и ему слегка помяли бока, — засмеялся Батурин, подмигивая Карпову.
Алексея известие не удивило.