Матушка с нескрываемым восторгом глядела на мои посадки. Никогда бы не подумал, что Рукреция могла вызывать столько восторга. Несмотря на свою полезность, она мне всегда казалась обычной с виду травой.
— Это Рукреция, матушка. Очень важная трава для нашей семьи, — пояснил я.
— А как за ней ухаживать?
Насколько хватало памяти в черепной коробке Михаила, мать никогда не жаловала садоводство. А тут вдруг…
Я терпеливо объяснил матушке все тонкости ухода за Рукрецией. Она внимательно меня выслушала, после чего с совершенно непринужденным видом выдала:
— А можно я буду за ней ухаживать?
Каких-то причин в отказе ей я не видел, но и её неожиданно появившееся желание покопаться в земле меня одновременно и порадовало, значит она постепенно отходила от потери мужа, и настораживало. Я уже успел убедиться в том, что усадьба, как и вся деревня, несла в себе множество тайн. И далеко не всегда они были со знаком плюс.
Раздав всем указания в доме, я направился к Петру в надежде застать его в сельской управе.
Я направился к сельской управе, по дороге обходя лужи после вчерашнего дождя. Возле амбара, где обычно молотили зерно, столпились мужики. Федот, широкоплечий детина с рыжей бородой, горячо жестикулировал:
— Да когда ж этот овес убирать будем? Через неделю дожди зарядят, а мы сено для барской скотины заготавливаем!
Ермолай, его вечный оппонент, скептически хмыкнул:
— А ты бы лучше спросил, почему наша рожь на пол-аршина ниже, чем у соседей. Барин все удобрения на свою рукрецию пустил!
Я приостановился, делая вид, что поправляю перчатку.
— Да какая там рукреция! — Федот плюнул под ноги. — Вон у Семёновых в огороде помидоры чернеют — говорят, от этой травы зараза идет.
— Дурак ты, Федот, — отмахнулся Ермолай.
— Это фитофтора, каждый год в августе…
Я кашлянул, давая знать о своем присутствии. Мужики резко замолчали.
— Ваше сиятельство! — забормотал Ермолай.
— Мы это… насчет уборки…
— Слышал, — кивнул я. — Федот, ты ведь вроде как хлебопекарем раньше работал?
Об этом мне на днях рассказывал Пётр, когда мы с ним пересекались, обсуждая мелкие административные нюансы.
Рыжий мужик насторожился:
— Бывало…
— Завтра с утра к нам должен приехать обоз с мукой — будешь нашим новым пекарем. На всю деревню будешь печь. В плату можешь брать столько хлеба, сколько тебе надо. А если чего-то будет не хватать, то обращайся ко мне напрямую. А насчет удобрений — завтра с утра отправлю водителя в город за селитрой.
Думаю, она стоило копейки, которые не трудно было найти, зато мужики лояльнее станут.
Федот переглянулся с Ермолаем, но промямлил:
— Слушаюсь…
Я двинулся дальше, оставив их обсуждать неожиданное назначение.
Пусть почешут репу — почему барин выбрал самого строптивого. Ведь многие в деревне умели печь хлеб не хуже Федота. Но я-то знал, что именно таких, самых активных, и надо держать поближе к себе.
Петр сидел в управе, обливаясь потом. На столе громоздились кипы бумаг — ведомости по урожаю.
— Ваше сиятельство! — он вскочил, смахивая со лба пот. — Только что от старосты из Веретьева — у них полсена сгорело. Просят помощи…
Я вздохнул. Конец августа — горячая пора:
— Сколько можем выделить?
— Да если от каждой семьи по копне… но самим в обрез…
— Выделим двадцать возов. Но пусть в ответ на Михайлов день работников пришлют.
Пётр задумался, почесывая щетину:
— Двадцать возов — это почти треть нашего запаса. А если зима будет суровая?
— Тогда будем покупать сено у соседей или сократим поголовье, — пожал я плечами. — Но если сейчас не помочь, в следующий раз никто к нам не поедет, даже за двойную цену.
Пётр кивнул, записывая распоряжение в толстую потрёпанную книгу учёта.
— Ещё вопрос, ваше сиятельство. На мельнице жернова скрипят — старые уже, надо менять. А мельник говорит, что новых в губернии не найти, разве что заказывать в Москве…
— Сколько прослужат нынешние?
— Год, может два, если не перегружать.
— Тогда пока оставим как есть. Осенью разберёмся.
Я присел на краешек стола, разглядывая запылённую карту уезда, висевшую на стене.
Петр, заметив мой интерес, тяжело вздохнул:
— После дождей переправу в сторону Ельцовки совсем развезло. Мужики два дня камни таскали, но пока только заплатки. Надо бы щебень везти, да где его взять… В старом карьере за лесом должен быть, но туда никто не поедет. Все боятся.