— Значит, я сам поеду. Но я тех мест не знаю. Мне проводник нужен.
— Я могу показать, ваше сиятельство, — неожиданно взбодрился он.
В дверь постучали. На пороге стояла Арина, жена Петра, с узлом в руках.
— Простите, ваше сиятельство, — застенчиво опустила глаза. — Принесла обед Петрушке, а то он с утра ничего не ел.
— Заходи, — кивнул я.
Арина развязала узел, доставая чёрный хлеб, варёную картошку с луком и глиняный горшок с чем-то тёплым.
— Щи, ваше сиятельство, если хотите…
— Спасибо, но я позже.
Пётр уже уплетал картошку за обе щёки. Арина стояла в стороне, переминаясь с ноги на ногу.
— Что-то ещё? — спросил я.
— Да вот… — она покраснела. — Ребёнок у нас заболел. Температура, кашляет. Бабка Фекла травки дала, но лучше бы доктора…
— В городе есть фельдшер. Завтра Ванька поедет — пусть захватит.
Арина чуть не расплакалась от благодарности, низко поклонилась и поспешила уйти.
Пётр, проглотив последний кусок, снова углубился в бумаги.
— Ваше сиятельство, насчёт налогов… В этом году опять повысили.
— На сколько?
— На треть.
Я недовольно потер лоб. Это было слишком даже для относительно урожайного года.
— Кто привёз весть?
— Урядник сегодня утром. Говорит, из-за войны на юге казне не хватает…
— Ладно, разберёмся. Сначала посчитаем, сколько можем дать без ущерба.
Мы просидели ещё час, сверяя цифры. В конце концов, Пётр пообещал подготовить подробный отчёт к завтрашнему утру, поскольку за окном уже смеркалось, и он физически не успевал закончить сегодня.
Пора было возвращаться домой и продолжать изготовление зелья.
Я вышел из управы, когда солнце уже клонилось к закату, окрашивая деревню в золотисто-багряные тона. В воздухе витала прохлада, смешанная с запахом скошенной травы и дымком из печных труб. Мысли путались: налоги, мельница, карьер, больной ребёнок Петра… А ещё — зелье, которое нужно было успеть закончить до полуночи.
Вдруг из-за угла мелькнула тень.
— Ваше сиятельство… — шёпотом окликнул меня кто-то.
Я остановился, мгновенно насторожившись. Из темноты выступил высокий, худощавый мужик в поношенном зипуне. Его лицо было бледным, глаза бегали, а пальцы нервно перебирали край одежды.
— Ты кто? — спросил я, слегка приподнимая бровь.
— Степан, ваше сиятельство, — прошептал он, озираясь по сторонам. — Мне… мне нужно сказать вам кое-что рассказать.
— Говори! — приказал я, недоверчиво глядя на него.
Степан нервно облизнул губы, оглядываясь по сторонам, словно боялся, что его подслушают.
— Ваше сиятельство, дело щекотливое… — он понизил голос почти до шёпота. — У нас в деревне воровство началось. Сначала мелочь — яйца из-под кур, потом муку из амбаров. А вчера у Марфы, вдовы солдатской, пол-каравая хлеба украли…
Я нахмурился. Воровство в деревне — дело серьёзное. Особенно перед зимой, когда каждый кусок хлеба на счету.
— Подозрения есть?
Степан замялся, но потом решился:
— Все шепчут, что это Гришка, сын Ермолая. Парнишка с голодухи, видать… Отец у него строгий, скупой. Может, и правда недокармливает.
Я кивнул. Гришку я видел несколько раз — худой, долговязый подросток, вечно слоняющийся без дела.
— А почему ко мне? Почему не к старосте?
— Боятся, ваше сиятельство. Ермолай — человек влиятельный, с характером. Кто его знает, как он отреагирует… А вам, как барину, проще разобраться.
Я вздохнул. Деревенские разборки — дело тонкое. Если обвинить парня без доказательств, Ермолай взбеленится. А если оставить как есть — воровство может продолжиться.
— Ладно, разберусь. Только ты пока никому не говори, что ко мне приходил.
Степан облегчённо кивнул и тут же растворился в темноте, словно и не было его.
Я задумался. Прямо сейчас идти к Ермолаю — не лучшая идея. Лучше сначала поговорить с Гришкой, без лишних глаз.
Пока я шёл обратно к усадьбе, мысли путались: то налоги, то мельница, теперь ещё воровство… А ведь ещё нужно было успеть приготовить зелье.
Возле калитки меня ждал Ванька, переминаясь с ноги на ногу.
— Ваше сиятельство, — заговорил он, едва я подошёл. — Дрова в печь подкинул, как вы велели.
Я удовлетворительно кивнул головой и обрисовал пул задач на завтра. Куда ему ехать и кого привезти.
Ванька поклонился и поспешил уйти.
Я зашёл в дом, где уже пахло ужином. Матушка, к моему удивлению, сидела за столом и что-то оживлённо обсуждала с кухаркой. Видимо, её новое увлечение рукрецией действительно подняло ей настроение.