— Ладно. Тогда завтра привезу рабочих — пусть щебень собирают только снаружи. А эти штольни… — я кивнул в сторону тёмных проёмов. — Пусть стоят как есть.
Пётр явно обрадовался:
— Правильно, ваше сиятельство. Лучше не тревожить.
Мы двинулись дальше, но я заметил, как Пётр ещё раз оглянулся на карьер.
— А что, правда веришь, что там клад? — спросил я.
Он замялся:
— Не то чтобы, ваше сиятельство… Но дед мой рассказывал, будто в голодные годы староверы из этих мест на повозках что-то вывозили. Может, деньги, может, иконы… Кто их знает.
Я кивнул.
— Ну что ж… Пусть лежит. Нам щебень для дороги важнее.
Но про себя подумал, что когда-нибудь, когда дела в деревне наладятся, возможно, стоит вернуться сюда — с надёжными людьми и крепкими подпорками.
А пока… пока пусть легенды остаются легендами.
Мы пробирались по густому лесу в знойный полдень. Солнце стояло в зените, его лучи едва пробивались сквозь плотный полог листвы, создавая на земле причудливую мозаику из света и теней. Воздух был тяжёлым, наполненным ароматом нагретой хвои и лесных трав.
— Ваше сиятельство, может свернём вон там? — Пётр указал на едва заметную тропинку, уходящую в чащу. Его лицо блестело от пота, рубаха прилипла к спине. — Там родничок должен быть, воды попьём.
Я вытер лоб рукавом и кивнул. Мы свернули с основной тропы, продираясь сквозь заросли папоротников. Внезапно Пётр замер, прислушиваясь.
— Слышите, ваше сиятельство?
Тишину леса нарушало лишь жужжание насекомых да редкие птичьи трели. Но через мгновение до нас донесся явственный звук — металлический лязг, будто кто-то бил железом о камень.
— Кузнец? — удивился я.
Пётр покачал головой:
— В этих местах кузниц не бывает, ваше сиятельство. Ближайшая — только в деревне.
Мы осторожно двинулись на звук. Тропа вывела нас на небольшую поляну, где стояла странная картина: у старого дуба сидел седой старик и… колол орехи, ударяя по ним ржавым тесаком.
Увидев нас, он поднял голову. Его лицо было морщинистым, как кора старого дерева, но глаза — ясными и живыми.
— А, путники! — хрипло сказал он. — Орехов хотите? Нынче урожай богатый.
Пётр нерешительно сделал шаг назад, но я подошёл ближе, готовый в любую минуту вступить в бой.
— Спасибо, дедушка. А что вы здесь один делаете?
Никакого жилья видно не было.
Неужели опять Тёмный в человеческом облике? Разве мог старик долго выживать в лесу в полном одиночестве?
Старик усмехнулся, обнажив пожелтевшие зубы:
— Да вот, запасы заготавливаю. Зимой голодно бывает. — Он протянул горсть очищенных орехов. — На, попробуй. Сладкие.
— Нет, благодарю, — отказался я. Вдруг они могли быть отравлены? — Вы здесь живёте? — с недоверием поинтересовался, оглядывая поляну.
Старик махнул рукой куда-то в сторону:
— Там моя землянка. Давно тут. Ещё когда эти дубы тоненькими были. Он вдруг пристально посмотрел на меня. — А вы куда путь держите?
— В деревню, — растерянно ответил Пётр.
— А-а… — он кивнул. — Тогда вам вон по той тропке. Старик указал на едва заметную тропинку, уходящую в чащу. — Только смотрите — не сворачивайте, хоть и покажется, что дорога длинная. К полудню как раз придёте.
— А вы как тут оказались, дедушка? Ещё и среди оживших спасаетесь?
— Да мудрено ли дело, — усмехнулся старик, улыбаясь. — Башку проломил, и он больше не подымется.
— Такие крепкие бойцы нам в деревне пригодятся. Не хотите к нам перебраться? Мы вам дом подыщем или у меня пока поселим в усадьбе, — выступил с предложением я, добавив в конце провокационное предложение, от которого Тёмный вряд ли бы отказался.
— Нет, милок, мне моя землянка ближе к сердцу. Никуда я отсюда не уйду. Я здесь уже тридцать лет прожил, и бабку свою рядом схоронил, — он указал рукой в противоположную от землянки сторону. — Сам же здесь и помру.
— А если Тёмные нагрянут?
— Так у меня на тот случай оберег имеется, — старик достал амулет из-под рубахи с уже знакомыми мне символами.
Мы поблагодарили старика и двинулись в указанном направлении. Тропинка, сначала едва заметная, постепенно становилась всё более чёткой, будто кто-то недавно проходил здесь. Солнце пекло нещадно, и я уже пожалел, что не попросил у старика воды.
— Ваше сиятельство, — Пётр вдруг остановился. — А вы не находите странным…
— Что именно?
— Да вот эту тропу. — он провёл рукой по листьям орешника, свешивающимся нам навстречу. — Листья все повёрнуты верхней стороной к нам. Как будто… как будто мы идём против их роста.
Я присмотрелся — действительно, все листья были развёрнуты необычным образом. Да и сама тропа вела слегка под уклон, хотя по логике должна была подниматься к опушке.