Пётр, хрипя, поднялся на ноги, его лицо было бледным, но глаза горели яростью. Он вырвал топор из черепа поверженного мертвеца и встал рядом со мной, плечом к плечу.
Шестеро оживших двигались теперь хаотично, утратив слаженность, но от этого не становились менее опасными. Первый, с оторванными руками, всё ещё пытался дотянуться до нас, скрежеща почерневшими зубами. Двое других, высокий и коренастый, шли впереди, их мутные глаза были устремлены прямо на нас.
Я перехватил клинок, чувствуя, как усталость начинает сковывать мышцы. Но отступать было некуда.
— Бей в голову, не давай им опомниться! — выкрикнул я вместо мотивационной речи. Желание жить было сейчас лучшей мотивацией.
Пётр кивнул, и мы ринулись вперёд.
Высокий мертвец первым принял удар — мой клинок вошёл ему в глазницу, и он рухнул, судорожно дёргаясь. Коренастый попытался схватить Петра, но тот ловко увернулся и с размаху всадил топор ему в висок. Череп треснул, как перезрелая тыква.
Остальные четверо замешкались, и этого было достаточно. Мы действовали синхронно, словно всю жизнь вот так на пару крушили оживших: я подрезал ноги одному, Пётр добивал его ударом сверху, затем мы развернулись к следующему. И так, пока все мертвецы не усеяли поляну.
— Вроде это был последний, ваше сиятельство, — с облегчением произнёс Пётр и даже позволил себе улыбнуться.
Я стер рукавом со лба пот и, оглядывая трупы, утвердительно покивал головой. Давно не приходилось так попотеть с простыми ожившими. А что поделать, это тело совсем не привыкло к продолжительным боям.
— Нам надо поспешить в деревню, — глядя на раны Петра, хмуро произнёс я. — Ожившие могли тебя заразить. Но прежде стоит собрать урожай дурмана. За зря мы тут потели что ли?
С каждого мертвеца получилось собрать по одному дурману, а с нюхачей — по два.
Взвалив мешки с камнями на горбушки, мы поспешили вернуться в деревню, больше не ища коротких путей.
Глава 9
По возвращении в деревню состояние Петра ухудшалось на глазах. Его лицо побледнело, губы посинели, а рана на плече воспалилась, покраснела и сочилась желтоватым гноем.
— Ваше сиятельство… голова кружится… — прохрипел он, едва переставляя ноги и роняя мешок с камнями.
Я подхватил его под руку, сам скидывая свою ношу. Вернемся за ней позже.
Пётр уже почти не мог идти. Пришлось позвать Ваньку, и вместе мы дотащили Петра до его избы.
Арина, увидев мужа, вскрикнула и бросилась к нему.
— Что с ним⁈
— Рана от ожившего. Заражение, — коротко ответил я, осматривая воспаленное плечо.
Кожа вокруг раны была горячей, а по руке расходились красные прожилки — явный признак инфекции.
Считай, ещё легко отделались.
— Нужен врач. Сейчас же, — сказал я, но Арина уже бежала за деревенской знахаркой.
Старуха Фекла пришла с мешком сушеных трав и глиняным горшком с густой мазью.
— Тут не просто порез, а отрава мертвецкая, — пробормотала она, промывая рану отваром из коры дуба.
— Вытянет? — спросил я.
— Попробую. Но если к утру жар не спадет… — она не договорила, но все поняли.
Фекла наложила толстый слой зловонной мази, перевязала рану чистым холстом и велела поить Петра отваром из пижмы и зверобоя — против лихорадки.
Арина сидела у постели, сжимая в руках платок. Ее глаза были красными от слез.
— Он крепкий, — сказал я ей. — Выкарабкается.
Но в душе сомневался.
Вечером, когда солнце уже клонилось к западу, во двор усадьбы въехала подвода. Ванька, весь в пыли, помог сойти пожилому мужчине в поношенном, но аккуратном сюртуке — это был фельдшер из уездного города, Семён Игнатьевич.
— Ваше сиятельство, — поклонился он, снимая картуз, — Простите, что задержался. Дорогу размыло после дождей.
Я кивнул:
— Главное, что добрались. У нас тяжёлый случай — укус ожившего. Деревенская знахарка сделала, что могла, но…
Фельдшер достал из дорожного саквояжа кожаную сумку с инструментами:
— Покажите больного.
Мы направились к избе Петра. По дороге Семён Игнатьевич расспрашивал о симптомах, кивая и что-то записывая в потрёпанную записную книжку.
В избе было душно. Арина, увидев фельдшера, бросилась к нему:
— Спасите, батюшка! Совсем ослаб, даже говорить перестал…