Я почувствовал, как мышцы спины напряглись, но лицо сохранило спокойное, даже немного усталое выражение.
— Капитан Немиров — опытный офицер, верой и правдой служивший империи, — ответил я, ровным тоном, глядя Лозинскому прямо в глаза. — Его «оппозиционность», как вы выразились, — это лишь твердая позиция человека, который слишком хорошо знает цену бездарным приказам, приводящим к гибели солдат. Здесь, на месте, его опыт бесценен для поддержания порядка и обороны. Что касается беженцев… — я жестом указал в сторону улицы. — Или вы предлагали мне оставить женщин, стариков и детей умирать на пепелище, чтобы дождаться «санкции свыше»? Она пришла бы вместе с похоронными командами.
Лозинский медленно надел очки, его глаза за стеклами стали еще более нечитаемыми.
— Благотворительность — дело похвальное, ваше сиятельство. Но она не должна подрывать стабильность региона. Ваши действия, сколь бы благими ни были намерения, могут быть расценены как создание частной армии и самоуправство.
В дверях Немиров сделал едва заметное движение, будто готов был броситься на советника. Я поймал его взгляд и чуть заметно покачал головой. Сейчас нужна была не грубая сила, а тонкая игра.
— Советник, — я наклонился вперед, опустив голос, будто делясь секретом. — Вы проверяете отчеты. Они в порядке. Вы видите лагерь — люди работают, а не бунтуют. Я не создаю армию, я организую ополчение для защиты от шакалов, которых рождает война. Мародеров, вроде тех, что разорили Веретьево. Говорят, у них на вооружении есть даже пулемет. — Я сделал паузу, давая ему осознать этот факт. — Как вы думаете, что будет, если такая банда решит проверить на прочность не деревню, а, скажем, продовольственный обоз, следующий в столицу? Или нападет на имение какого-нибудь чиновника? Кто будет отвечать за это? Местные власти, которые бездействуют? Или столичные ревизоры, которые вместо помощи в наведении порядка ищут «крамолу» там, где ее нет?
Я видел, как в глазах Лозинского мелькнуло нечто похожее на интерес. Карьерист всегда думает о последствиях и о своей шкуре. Обвинить меня — это одно. Но если на его глазах произойдет крупный инцидент, который можно было предотвратить, виноватым назначат и его.
— Вы намекаете на конкретную угрозу? — спросил он, и в его голосе впервые появилась деловая нота, сменившая холодную формальность.
— Я не намекаю, я констатирую. Пятьдесят вооруженных человек, возможно, связанных с ханом Байраком, действуют в наших землях. Они уже сожгли одно село. Мои люди — не угроза стабильности, советник. Они — единственный заслон между этой шайкой и полным хаосом в округе. Я действую в интересах империи, даже без ваших санкций.
Лозинский откинулся на спинку стула, разглядывая меня. Воздух в комнате сгустился. Тишину нарушал только тяжелый вздох Немирова за спиной.
Наконец, советник произнес:
— Ваша… инициатива будет тщательно изучена. И проверена. В том числе и на предмет адекватности угрозы. — он встал. — Я остаюсь здесь еще на несколько дней. Надеюсь, ваши слова подтвердятся.
— Я в этом не сомневаюсь, — так же вежливо поднялся и я. — Петр найдет вам помещение. Капитан Немиров обеспечит вашу безопасность. — я снова посмотрел на капитана, вкладывая в взгляд весь приказ молча сносить присутствие этого человека.
Лозинский кивнул и, не говоря больше ни слова, вышел в сопровождении секретаря.
Как только дверь закрылась, Немиров выдохнул:
— Я бы с ним поговорил по-другому, ваше сиятельство. По-армейски.
— Я знаю, капитан. Поэтому я и веду эти переговоры. Справился тут без меня?
Немиров выпрямился.
— Так точно. Никаких эксцессов. Петр с ума сходит, но работает. Беженцев разместили. — он помолчал. — А про пулемет и банду — это вы ловко ввернули.
— Это не хитрость, капитан. Это правда. И теперь у нас есть официальный свидетель из столицы, который эту правду увидит. Готовь людей. Скоро нам предстоит не стройка, а охота.
Я вышел из конторы, чувствуя тяжелый, пристальный взгляд советника в спину. Война из дальних донесений и слухов приходила сюда, на мою землю. И теперь у нее было лицо столичного чиновника и прицел пулемета в ближайшем лесу.
Вечерние тени сгущались, окрашивая усадьбу в синие тона. Воздух, еще недавно наполненный гулкой тишиной ожидания, теперь вибрировал от приглушенного гула голосов. Лагерь беженцев раскинулся у дальнего сарая — люди получали пайки, устраивались на ночлег. Вид был одновременно и удручающий, и обнадеживающий — жизнь, пусть и израненная, цеплялась за возможность и продолжалась.
Я стоял на пороге конторы, наблюдая за этой суетой, когда ко мне подошел Петр. Его лицо все еще было бледным, но в глазах появилась деловая хватка.