Этого было достаточно.
Немиров развернулся и жестом подозвал одного из охранников.
— Отвести этого в сторону. Остальных оставить.
Молодого бандита вывели из ледника. Оставшиеся четверо поняли, что их предали. Солидарность воришек рассыпалась в прах.
— Ладно, черт с тобой! — внезапно хрипло крикнул раненый. — Мы служили хану! Его люди нас наняли! Деньги платили, оружие дали! Довольны?
— Где база? — без изменения интонации спросил я.
— На старом соляном прииске, в тридцати верстах отсюда! Там склад! И там еще люди! Человек двадцать!
— Кто ваш связной в столице? Кто прикрывает операции? — встрял Немиров.
Атаман зло рассмеялся.
— А вам-то зачем? Царя свергать собрались? Связной… какой-то чинуша из министерства снабжения. Фамилию не знаю. Звали его «Советник». По-моему, Лоз… Лозинский, кажется.
Воздух в леднике вымер. Даже Немиров застыл на мгновение. Я почувствовал, как ледяная волна прокатилась по спине.
Лозинский. Не просто карьерист. Не просто ревизор. Он был их покровителем. Он приехал не искать крамолу. Он приехал ее замести.
Я медленно повернулся и вышел на свет. Утро было уже в разгаре, но солнца не было видно за плотной пеленой туч. Как и правды за игрой, в которую мы все играли.
Немиров вышел следом, его лицо было мрачным.
— Ваше сиятельство… Это меняет все. Он не будет нас слушать. Он уничтожит нас.
— Нет, капитан, — тихо ответил я, глядя на управу, где в этот самый момент Петр, ничего не подозревая, водил Лозинского по складам. — Это не меняет ничего. Это лишь означает, что охота становится взаимной. И теперь мы знаем, кто настоящая дичь.
Слова повисли в воздухе, тяжелые и ядовитые, как угарный газ. Лозинский. Не просто столичный чиновник, а крыша и заказчик всей этой вакханалии. Он приехал не проверять, он приехал прикрывать следы и, если повезет, убрать слишком дотошного местного правителя.
Я посмотрел на Немирова. В его глазах бушевала та же яростная буря, что и во мне. Но где во мне была холодная, расчетливая ярость, в нем кипела простая солдатская злоба, жаждавшая немедленного действия.
— Прикажете арестовать его, ваше сиятельство? — прошипел он, сжимая рукоять пистолета. — Мы его возьмем тихо. Скажем, при попытке к бегству.
— Нет, — ответил я резко. — Это именно то, чего он хочет. Попытка ареста столичного ревизора — это мятеж. Это даст им законный повод стереть нас всех в порошок. Он не один. У него есть связи, курьеры. Он уже отправил донесение? Вполне возможно. Его исчезновение только ускорит расправу.
Я отвернулся, смотря на деревню. Люди работали, женщины готовили еду, дети бегали у сарая. Обычная жизнь, которая висела на волоске из-за интриг какого-то столичного хама.
— Он играет в свою игру, — проговорил я, больше для себя, чем для капитана. — А мы должны играть в нашу. Он ищет компромат? Мы преподнесем его. В такой упаковке, от которой он не сможет отказаться.
Я повернулся к Немирову, в голове уже складывался план. Отчаянный, рискованный, но единственный возможный.
— Капитан, тому пареньку, который сдал своих… Степан его зовут?
— Так точно. Он здесь, ждет.
— Хорошо. Вот что нужно сделать. Быстро и тихо.
Я стал отдавать приказы, тихо и четко. Немиров слушал, кивая, его лицо постепенно просветлело от мрачной решимости до понимания и даже легкого, злого удовлетворения.
Через пятнадцать минут все было готово.
Я направился к конторе. Петр как раз выходил оттуда с Лозинским. Управитель выглядел измотанным, но довольным — видимо, ему удалось показать все в лучшем свете. Лозинский же был холоден и невозмутим.
— А, ваше сиятельство, — произнес он, увидев меня. — Как раз кстати. Я заканчиваю свою проверку. И должен сказать, картина… проясняется.
— Это прекрасно, — ответил я с ледяной вежливостью. — И у меня для вас есть кое-что, что окончательно прояснит ситуацию. Один из пленных согласился дать официальные показания. Под присягой. Он готов назвать имена всех своих покровителей. Сейчас его как раз приводят в порядок. Не желаете ли присутствовать при допросе? Как официальный представитель столицы.
Я видел, как в глазах Лозинского на долю секунды мелькнуло что-то острое, настороженное. Но его самоконтроль был безупречен.
— Разумеется. Я считаю своим долгом лично зафиксировать эти сведения.
Мы проследовали в контору. Я сел за свой стол, Лозинский расположился напротив, достав свой блокнот и ручку. Петр нервно метался у окна.
Время тянулось мучительно медленно. Лозинский старательно выводил ручкой какие-то пометки, но я видел, как его взгляд то и дело скользил к дверям.