…До отъезда оставалось всего несколько дней. Колька и Витька взяли отгулы за те несчитанные выходные и вторые смены, что работали в путину. Мы вместе ходим по поселку, навещаем знакомых ребят, останавливаемся и подолгу стоим в некоторых местах, бывших когда-то любимыми уголками нашего детства. Постояли у детсада, посмотрели на резвящихся ребятишек и поболтали с воспитательницами-девчонками из нашей школы, побеседовали степенно с начальником «бондарки» Гребеневым, уже одолевшим строительный техникум, но по-прежнему рассказывающим мальчишкам новых поколений про службу на границе. Дедов-мастеровых уже нет — сидят на полном пенсионе, по ветхости.
Безделье надоело. Хуже нет ожидать без определенного срока. Никто не знает, когда появится почтовик — связи нормальной нет, сплошные помехи. И тут Елецкий предложил сгонять на Юркиной моторке на дальние гусиные поляны.
Речки, что вырезали поселковский мыс, как ломоть, из всей остальной тундры назывались странно и непонятно — одну называли «Пугорчная речка», другую «Радистская речка». По обе стороны поселка, вдоль по побережью, в губу впадало множество речушек, но те, что были севернее, имен вообще не имели, те же, что текли южнее, за Пугорчной назывались по номерам, в порядке отдаленности от жилья, от Первой до Пятой, а за той уже была «Находкинская речка». По ее берегам было построено около тридцати домиков поселка Находка. Он уже несколько лет пустовал, оставленный людьми. Не так еще давно, подростками, мы находили гусиные поляны сразу за речкой Пугорчной и бегали туда на охоту, собравшись компаниями по пять-шесть человек.
Но теперь гусиные стаи, напуганные ревом тракторов и вездеходов, не селились у Пугорчной, а на месте полянок высились огромные баки для хранения бензина, солярки и всего прочего, что сейчас постоянно плыло по речке радужной пленкой от расположившихся на ее берегах гаражей экспедиции. Мы решили съездить на самые дальние поляны, где была охотничья избушка-полуземлянка, ее мы когда-то подремонтировали и в сезон выставляли тут профиля, стреляя, при перелете, клюнувших на обман гусей. Время охоты прошло, и мы взяли с собой крупноячеистую сеточку, думая заварить на месте шикарную уху. Моторка шла в абсолютной тишине, мерно постукивая движком, километрах в пятнадцати от берега, чтобы не наткнуться на мели, далеко заходящие в море. Самого берега видно не было, и только далеко-далеко впереди маячила черная черточка мыса у Четвертой речки.
Предчувствуя, что вот так, все вместе, уже никогда не соберемся, мы наперебой старались заменить друг друга на руле, негромко перебрасывались словами, и совсем не спорили, что было для нас совершенно неестественно. Мыс все приближался, черточка превратилась поначалу в бревно, плавающее у кромки горизонта, а затем выросло в отвесную зелено-белую стену, надвигающуюся на нас. И вот Юрка, отобрав водило у Витьки, сам ввел лодку в устье.
Волна от винта, шумя, набегала на низкие берега, прилизывала траву и выгоняла из затончиков уже гнездующихся уток. Они выплывали и, обнаружив причину беспокойства, с неудовольствием пару раз крякали и вновь прятались в траве. Повернули, вот и знакомый изгиб берега. Пристали, зацепили якорь за мощную корягу, лежавшую здесь много лет и невесть откуда взявшуюся. Дерево у нас не гниет, а становится в воде как камень.
Вдруг не очень далеко раздались выстрелы — один, второй, через интервал — еще два и еще.
— Вроде охота запрещена.
Игореша Синенко ответил:
— Витек, мы с тобой вроде не егеря. Чего волнуешься?
У избушки нас застала еще одна неожиданная новость. У бревенчатой стены, возле входа, стояли две бочки, закрытые грубо сколоченными крышками из нетесаных свежих досок. Игореша стукнул снизу кулаком по краю крышки но она не подалась. Синенко подул на ладонь и явно провоцируя Кольку Елецкого, заявил:
— Во туго сидит, одному не осилить.
— Смотри, как надо! — Елецкий пнул крышку так, что именно каблук сапога зацепил ее за кромку, и она слетела. Любопытный Игореша заглянул в бочку.
— Ух ты?!
Все кинулись к бочке, а Колька так же, как в первый раз, сбил крышку с другой бочки и тоже всмотрелся в ее нутро. Бочки, одна доверху, вторая наполовину были заполнены уже выпотрошенными, без лапок и голов, худосочными гусиными тушками. Они были уложены плотными рядами и пересыпаны дефицитной даже на рыбозаводе кристаллической солью. Не успели мы переварить то, что увидели, как за спиной затарахтел подвесной мотор и рядом с нашей лодкой приткнулась низкая носом вверх байдарка. Из нее выскочил с ружьем в руке известный нам Степа Топляк.