Они шли по заранее проложенному маршруту. Какие-то места уже были совсем разграблены, где-то еще оставалась еда. Все полезное кидали по рюкзакам и сумкам. В торговом центре оказались свои правила. Внизу, где был огромный продуктовый супермаркет, прочно обосновались люди. Ко входу их даже близко не подпустили. Местные стояли, вооруженные кто чем и готовые оборонять свое.
На рожон никто не полез. Поднялись наверх. Повсюду все разбросано, иногда попадались мертвые тела. Макс уже почти привык к запаху новой жизни. Гниющий мусор, трупы, человеческие отходы, немытые тела. В аптеке среди опрокинутых стеллажей он нашел коробку влажных салфеток и пересыпал в рюкзак. Батарейки для фонаря, чистая одежда, еще одно одеяло, дождевики. В магазине со всякой мелочевкой Макс поднял с пола альбом для рисования и пачку карандашей. Тоже засунул в рюкзак — для Артема. Когда у них появился фонарь, школьник часто что-то набрасывал в своем артбуке. Его это отвлекало, и шуршащий звук в был всего лишь шелестом грифеля об бумагу, а не дрожью насмерть перепуганного пацана.
Все тащили на подземную парковку. Там нашлась машина на ходу. Ключи прятались в руке трупа — под трепещущим покровом опарышей. Дороги забиты, но кое-как поближе проехать можно. Жаль, что машина, скорее всего, снова одноразовое удовольствие. Уже было так. Вернулись на машине, оставили вроде бы в укромном месте, но не спасло. Не угнали, но выбили стекла и прокололи шины. Теория разбитых окон теперь была справедлива для всего города.
На парковке Алединский прошелся между брошенных машин.
Недалеко от выезда за черным внедорожником он увидел лежащего на животе мужчину в грязной и рваной полицейской форме. Одна его рука была неловко вывернута и скрыта под телом. На затылке — глубокая рана, как от сильного удара. Череп проломили. В другой раз Алединского могло бы замутить, но сейчас впору было вспоминать прибабахнутую тетку из телевизора с ее неунывающим “это норма!”. Вот такая у них теперь норма в реалиях конца света. Но все-таки стало немного не по себе. Не от смерти и не от зрелища перемешанных с кровью и волосами мозгов. Труп был совсем свежий. Алединский перевернул тело на спину и увидел, что полицейский сжимал в руке пистолет. Макс помедлил. Он когда-то ходил в тир, стрелял и из пневматики, и из боевого. Только не думал, что ему доведется применить свои знания на такой практике. Алединский разжал руку мертвеца и вытащил оружие. Поставил пистолет на предохранитель и бросил в рюкзак. О своей находке он решил не говорить. За свое здравомыслие он еще мог поручиться, а вот за других на станции — нет. Догнала ироничная мысль — так наверняка рассуждал каждый из них.
Макс обшарил тело. Больше ничего полезного не нашлось, и он вернулся к остальным. Сел в забитую до отказа машину и медленно поехал к станции. Мельком подумал — раньше о такой тачке лямов за пять он только мечтать мог. А теперь использует как тележку из супермаркета. Он притормаживал, дожидаясь свой конвой. Люди цепко смотрели по сторонам — все были готовы отбивать добычу, если кто-то на нее позарится.
По дороге Алединский увидел вывеску магазина сантехники. Подумал, что он бы сейчас, наверное, душу продал, чтобы залезть в ванну или принять душ. Или хотя бы окунуться в озеро, не зараженное радиоактивными выбросами. Удовлетворение простейших потребностей стало недоступно. Макс не раз задумывался, что можно было бы попробовать уехать за город — в дом родителей в области. И каждый раз он упирался в дальнейшие действие. Уедет, а потом? Может, там и есть не ядовитая вода, крыша над головой. А потом? Где брать еду? Идти в лес и стрелять зверье из рогатки? Или ждать, пока кто-то не придет и не подстрелит его сам. А еще в глубине душе все-таки едва тлела крохотная искра надежды, что рано или поздно должны объявиться военные и эвакуировать всех в безопасное место. Страх пропустить шанс вернуться к подобию цивилизации тоже крепко держал в метро.
Беда пришла на десятый день. После условного стука на станции подняли гермозатвор. А потом из темноты переходов вышли те, кого никто не ждал. Макс еще издалека услышал крики. Вскочил со своего места, рядом тенью тут же вырос Артем и испуганно на него посмотрел. Пока Алединский судорожно соображал, полумрак все больше и больше наполнялся звуками борьбы, воплями и голосами.