Алединский поймал себя на странной и неуместной ассоциации. В далеком детстве они с пацанами рассказывали страшные истории. Без света, с одним фонариком. Кто первый завизжит, тот и ссыкло. Он чувствовал себя таким же мальчишкой, который в трепещущем свете маленького костерка слушал жуткие истории. Только тот мальчишка знал, что ужасы, о которых рассказывали, пропадут, если выключить старый отцовский фонарик и зажечь свет.
А Макс понимал, что ужасы — это теперь их жизнь. И несмотря на обнадеживающие разговоры, что самое страшное они пережили, все понимали, что худшее еще впереди.
Все жили ожиданием спасения. Никто не приходил, но этому находили объяснение. Мосты разрушены, дороги завалены, много пострадавших. Конечно, сразу на всех ресурсов не хватит. Но они подождут. Прошло-то всего восемь дней. За это время они организовали еще пару вылазок наверх. Убрали трупы из переходов. Сверху тащили все, что могло пригодится. Даже где-то нашли пару бочек для костров. Некоторые ушли и больше не возвращались. Макс слышал, что кто-то решил дожидаться помощи в своих квартирах неподалеку. Алединскому некуда было идти, от его дома в нижней части наверняка остались одни руины. Он сидел на станции. Удивительно, как невозможные и невыносимые в обычной жизни условия вдруг стали привычными.
И как люди здесь стали уже не просто выживать во временном убежище, а обживаться.
Не обошла их стороной и смерть. Был среди них один мужчина, про которого сразу можно было сказать, что не жилец. В больнице бы его подлатали, а без медицинской помощи ему дорога только в один конец заказана. Говорили, что он упал на штырь. Вроде бы и рана не особо глубокая, но жара и грязь сделали свое дело. В этот раз, чтобы избавиться от тела, уже не пошли к мосту — почти километр по тоннелям. Вынесли на улицу подальше от станции. Положили в брошенную машину и оставили. Мертвым все равно.
Однажды пришлось поволноваться — группа долго не возвращалась. Когда поднялись по неработающим эскалаторам и подошли к разбитым дверям входа на станцию, увидели причину — шел дождь. Не черный, смешанный с пеплом. Обычный летний дождь, который нес с собой невидимую смерть. И группе пришлось переждать в разрушенном общепите за площадью. Вроде бы и рукой подать до станции, но никто не хотел напрасно рисковать своей шкурой.
В тот день на станцию принесли старый радиоприемник на батарейках. Где только нашли такой раритет? Они долго пытались поймать хоть какое-то сообщение, но слышали лишь треск помех. Но и это не мешало надеяться, что помощь когда-нибудь придет. Главное — дождаться.
В следующую вылазку пошел и Макс. Когда он начал собираться, к нему подошел Артем. Не отговаривал, только смотрел с тревогой. Парнишка теперь уже окончательно стал его подопечным. Алединскому удалось узнать, что Артему семнадцать лет, и он ходил в какой-то специнтернат недалеко от метро, его должна была старшая сестра забрать. Макс пытался осторожно разузнать, почему он в специальной школе. Артем только пожимал плечами и говорил, что не знает.
Алединский тоже не знал. Темка выглядел и разговаривал как обычный школьник. Разве что был очень тихим и робким. Он даже за едой один не мог сходить. Подойдет к людям и молча стоит, пока или не спросит кто, или Макс не придет. Артем словно пытался быть как можно больше незаметным, но в условиях выживания это только вредило. Умер бы в том тоннеле — никто бы и внимания не обратил. Пока запах не пошел бы.
Но это могли быть и последствия психологической травмы. Среди них была женщина, которая больше не разговаривала. Ее муж тщетно пытался достучаться до нее, но она полностью замкнулась в себе. А до удара, по его словам, все было хорошо. Как и у всех остальных.
— Я недолго, — пообещал Макс.
Он уже знал, что Артем очень боится оставаться один. Подумывал взять его с собой, но потом отказался от этой идеи. Наверху можно и напороться на таких же выживших — были уже стычки. Да и незачем ему видеть, во что там все превратилось. Успеет еще насмотреться, если помощь до них все-таки дойдет.
— Все нормально будет, — обнадеживающе сказал Макс. — Где наша не пропадала.
О том, что пропало уже все и везде, он как обычно не договаривал.
Когда Алединский поднимался наверх, его охватило странное чувство. Он одновременно готовился к худшему — увидеть вымерший и разрушенный город, полный разлагающихся трупов и мусора. И в то же время подсознательно надеялся, что именно сейчас, наконец, появятся машины служб экстренного реагирования или военные и отвезут их к другим выжившим.
С этой мыслью Макс вышел со станции и впервые увидел город после удара. С непривычки резало глаза. Небо было затянуто плотными облаками, но и пробивающегося сквозь них света хватало, чтобы ослепить людей, что больше недели прятались в темноте под землей. Механические часы показывали четыре утра. Глупо надеяться, что умирающий город живет по привычному распорядку, и они никого не встретят. Но так все равно было немного спокойнее.