Мартов. Мне не безразличны ваши дела. И поэтому не надо торопиться с точками над «и». Моисей сорок лет водил свой народ по пустыне, чтобы вымерли родившиеся в рабстве.
Дзержинский. Я не думаю, что страна наша располагает таким запасом времени. Нарастающая сумма фактов откроет глаза тем, у кого они еще закрыты.
Спиридонова. Камни возопиют. Не боитесь?
Дзержинский. Нет. Надо, чтобы все новые поколения знали этот почерк.
Мартов. Хрущев уже пытался.
Свердлов. Хрущев был человеком, рожденным Октябрьской революцией. Конечно, прошедшим сталинскую школу, но все-таки человеком Октября. Пускай ошибался, пускай неумело, пускай непоследовательно, но он начал возврат к правде. В тех условиях это было подвигом. Мы не должны этого забывать.
Сталин. Мне как-то дали на него компромат. Я отбросил в сторону. Дурак. Эти бы Молотов, Каганович, Ворошилов, — они могли в душе бояться и ненавидеть меня, но никогда бы не начали. Вот что значит один раз проявить благодушие… Слишком много стрелял? Мне смешно вас слушать. Мы живем в России — стране царей. И русский народ поймет нас только тогда, когда во главе страны будет один. И что бы вы тут ни говорили, о какой бы демократии ни разглагольствовали, в конце концов все равно будет один. Какой серьезный политик самостоятельно захочет отдать вожжи? И кому? Я не против народовластия и самоуправления как темы для занятий в кружках. Пока. А любовь к народу давайте продемонстрируем на чем-нибудь другом, что он в силах будет понять и оценить. И поэтому обольщайтесь не тем, что был 56-й год, а думайте о том, что было потом. Меня нельзя вычеркнуть из памяти народной. Многие будут защищать меня, защищая себя. Пока вы не скажете четко, к чему привела моя революция сверху, — к расцвету социалистической демократии, к апофеозу народного энтузиазма, к окончательной и бесповоротной победе социализма, как утверждаю я и видит каждый, кто не слеп, — или к миллионным бессмысленным жертвам, как клевещут с чужого голоса некоторые, — вам не двинуться с места. Как будете смотреть на героические годы работы народа под моим руководством — через тюремное окно 37-го года или сквозь Магнитку и Знамя Победы — вот в чем вопрос!
Свердлов. Это твой метод, чтобы опять столкнуть людей лбами. У нас другой: от какого наследия мы откажемся, никогда, естественно, его не забывая, а какое возьмем с собой. Магнитку возьмем, Знамя Победы возьмем, веру в социализм возьмем, каждый день, который уводит нас от нации рабов, — возьмем, никогда не откажемся!
Сталин. Дружеский совет: если вы не хотите иметь массу недовольных за спиной, массу добавочных неприятностей, — оставьте меня в покое. Дом построен, жить можно… Но если уж так хочется, — сделайте косметический ремонт, смените обои, обстановку и занимайтесь сегодняшними делами, их у вас тоже достаточно.
Свердлов. Если бы ты только знал, как нам не хочется тобой заниматься! Все дело в том, что, за что бы мы сегодня ни взялись, — мы упираемся в тебя.
Сталин. И что же ты предлагаешь?
Дзержинский. Только одно: хотя бы теперь в полном объеме выполнить завещание Ильича, его смысл.
Сталин. То есть?
Дзержинский. Вычерпать тебя до дна. Так есть. Обязательно выплеснуть грязную воду, сохранив ребенка.
Ленин. Презрение к массе, наплевательство на ее интересы, с одной стороны, и пронзительное недовольство масс существующими порядками — с другой, сами по себе революцию вызвать не могут. Недостаточно для нее и разложения власти, потери ею авторитета. И то и другое может создать лишь медленное и мучительное гниение страны, если нет в ней сил, способных взорвать этот порядок. Но закономерность жизни заключается в том, что Октябрьская революция посеяла такие семена, которые рано или поздно всегда будут давать всходы. Октябрь в душах людей не поддается корчевке. Даже в самые страшные годы наши люди сохраняли масло в светильниках. И именно это делает наши жизни, тех, кто начинал, не бессмысленными.
Свердлов. Но для того, чтобы дать людям Октябрьской революции горящие светильники, нам надо сначала зажечь их самим.