Корнилов. Да, был пленен поначалу.
Лукомский. Не наша вина, что либералы не справились с кораблем и посадили его на мель.
Корнилов. До сих пор стыдно, что имел несчастье согласиться и сам… лично… арестовал Александру Федоровну… Встретила меня достойно… ни слез, ни экзальтации… «Надеюсь, генерал, вы понимаете наше состояние, ведь вы же сами были в плену…» Не перегибаем ли мы, господа, палку, забрасывая их грязью?
Деникин (Лукомскому). Давайте, Александр Сергеевич, подведем итоги Февраля… Армия разрушена, промышленность разрушена, нежелание работать, одна безответственность…
Марков. Страна совещаний, митингов и речей, а жрать нечего!
Лукомский. В мире сейчас нет страны более свободной, чем наша.
Деникин. Россия оказалась недостойной той свободы, которую она завоевала.
Лукомский. Поэтому мы и выступили.
Марков. Да, мы здесь, а Керенский в Зимнем.
Деникин (Маркову). Против предательства никто не застрахован.
Марков. Я вас предупреждал, я вас умолял не верить этому прохвосту!
Деникин. Договоренность Керенского с нами была четкой, мы бросаем конный корпус на Петроград, чтобы разогнать Советы, а он…
Корнилов (ирония). Объявляет нас изменниками революции. Нет, нет, господа, тут мы виноваты сами. Мы себя открыли, и весь этот сброд — от крайне левых до самых умеренных — объединился. Вопрос сейчас перед нами один: продолжать или считать дело оконченным?
Деникин. Страна накануне краха. Кто простит нас, если мы смиримся? И простим ли сами себя?
Лукомский. Меня идеология не интересует, только целесообразность. Черную работу — свернуть голову Керенскому — отдадим большевикам.
Корнилов. Вот это верно. Беспредельная любовь к гибнущей Родине повелевает нам оставаться на посту и вырвать отечество из липких рук. Передайте в Ставку, чтобы войска в случае выступления большевиков не вмешивались. Мы своей ошибки не повторим. Я шутить не люблю. Пусть теперь они пожирают друг друга — крайне левые умеренных и наоборот.
Керенский (кричит). Вот! Вот! Все слышали! Остановите время! Я всегда это утверждал! Они проговорились! Я трагическая жертва борьбы против двух экстремизмов — Ленина и Корнилова! (На генералов.) Это они, это они приказали не оказывать мне помощи, когда начнется атака большевиков!
Струве. Вот идиот! Как вы могли объявить Корнилова изменником и этим окончательно все погубить?
Керенский. Поднимая руку на меня, они поднимали руку на демократию в России!
Деникин. Признайтесь хоть здесь, что вы всегда думали не о России, а о себе. Ну, выбросили бы вас из Зимнего, сел бы там Корнилов, но наша Россия-то была бы спасена. А вы побежали за помощью к большевикам, вооружили рабочих, бросили страну влево… петлю на своей шее вы затягивали собственными руками, а здесь… здесь бесстыдно лжете, выгораживая себя!
Керенский. Это неслыханно! Простите, я не могу продолжать… Мне плохо… (Затихает.)
Бухарин. Как говорил кто-то из классиков, «за взаимностью мордобоя дело прекратить». А генералам продолжить…
Лукомский (продолжая). Для нас большевизация, скинувшая Керенского, не представляет никакой опасности. Их триумф только усугубит дальнейший развал и анархию. На ликвидацию большевиков мы попросим у вас три недели, не больше.
Корнилов. Нужна стройная система военной диктатуры, гарантирующая возвращение рек в берега. Я шутить не люблю… И если придется, к сожалению, сжечь пол-России и даже залить кровью три ее четверти… не мы сделали этот выбор. Подготовьте утром подробную дислокацию. Давайте выпьем, господа! (Все встают.) За фельдфебеля Сцепуру!
Марков. Господи… как мы будем их вешать!
Керенский (генералам). Господа генералы, вам не кажется, что ваши три недели тянутся что-то слишком долго?
В кабинет Керенского входит полковник Полковников.
Полковников. Начальник Петроградского военного округа полковник Полковников!