Керенский. Доброе утро, Георгий Петрович.
Полковников. Ночь прошла спокойно. Подвоза продовольствия не было, обеспеченность — менее двух третей нормы.
Керенский. Это потом. Что большевики?
Полковников. Если не питаться слухами, мы полностью владеем обстановкой.
Керенский. Отказ полков покинуть Петроград и пойти на фронт — это слух?
Полковников. Есть распоряжение большевистского Военно-революционного комитета не считать действительными наши приказы без их санкции.
Керенский. Что? И вы об этом молчите? Докладываете мне бог знает о чем…
Полковников. Я вступил в переговоры с ВРК об отмене этого несуразного распоряжения. Само согласие большевиков на переговоры — признак их слабости.
Керенский. Но это же восстание… это мятеж… это вызов, на который я обязан ответить. (Ходит по кабинету, рассуждает вслух.) Я сделал слишком много уступок… Да, меня можно упрекнуть в слабости и чрезвычайном терпении, но никто не скажет, что я прибегал к жестокости раньше, чем возникала угроза гибели государства… Да, да… Я жалею, что не умер пять месяцев назад. Я бы умер с великой мечтой, что мы умеем без хлыста и палки управлять своим государством. Неужели Милюков прав, и русское свободное государство есть государство взбунтовавшихся рабов? Мне часто говорили, что я слишком верю и много мечтаю. Упрекают, что мы не власть, а слякоть… Что ж… Я попробую меньше верить — верить в человека, в его душу, в его совесть, в его разум. Пусть сердце станет каменным, пусть засохнут все цветы и грезы о свободном человеке, над которыми так смеются, говорят презрительно и топчут. Так я сам затопчу! Не будет этого. Боже, как мне трудно сейчас!
Полковников. Почему, Александр Федорович?
Керенский. Потому что я знаю силу человеческого невежества не только наших низов, но и всего русского общества: свобода им не нужна, им нужен кулак! Им нужен кулак, а не свобода! Путей соглашения с большевиками нет, дальнейшая отсрочка боя опасна, надо железной рукой принудить большевиков покориться… Конечно, если бы мы не гнушались приемами царского правительства, то мы обязаны были бы спровоцировать большевиков на вооруженное выступление…
Полковников. Не выступят. Они свое выступление приурочивают к завтрашнему съезду Советов. Съезд примет решение о переходе власти к ним, и тогда они пойдут в бой…
Керенский. Я готов отслужить молебен, чтобы они выступили раньше, но, увы, на это надеяться не приходится. Что ж, пусть ждут… Но мы больше ждать не будем… необходимо их упредить, ударить первыми и подтолкнуть на выступление… Приказываю: немедленно закрыть большевистские газеты — за призывы к бунту против Временного правительства. А для равновесия и две крайне правые газеты «Новую Русь» и «Живое слово». Немедленно найти — я чувствую, что он здесь, в Петрограде! — Ленина, арестовать и препроводить к следователю по особо важным делам Александрову. К вечеру подготовьте подробный план экспедиции по разгрому Смольного. Войска Северного фронта, которые войдут в Петроград с минуты на минуту, поступят в ваше распоряжение. Что касается съезда Советов… Для того, чтобы помешать им собраться, — для этого даже ваших сил хватит. Исполняйте. (Полковников уходит.) Жребий брошен, господа!
Свердлов, Каменев и Сталин ждут, когда Троцкий закончит разговор по телефону.
Троцкий. Конфронтация неизбежна, и она происходит на почве приказа о выводе на фронт гарнизона. Сегодняшняя ночь была критической, мы не спали.
Стремительно появляется Дзержинский.
Дзержинский. Полчаса назад юнкера разгромили типографию, «Рабочий путь» не вышел!
Сталин. Знаем.
Троцкий. Это все я держу в голове и в руках. Владимира Ильича проинформируем обязательно. Привет. (Кладет трубку.)
Дзержинский (взволнованно). Уверяю вас, разгром типографии — это начало! Мы не имеем права только отвечать! Надо воспользоваться, надо немедленно арестовать правительство — там у Зимнего стоят наши броневики — и развивать успех дальше.
Троцкий. Ни в коем случае! Арест Временного правительства как самостоятельная задача перед нами сегодня не стоит и стоять не может! Использовать для этого наши броневики было бы ошибкой, а вот отбить у юнкеров типографию и выпустить газету… Впрочем, именно это я предложу сейчас Центральному Комитету, хотя все предварительные приказы я уже отдал.