— Ты хочешь сдавать на права?
— А почему бы и нет? — произнесла Адамцева с вызовом. — А у тебя разве их нет?
— Есть, уже лет двадцать…
— Вот видишь, и у меня будут. Нигде не говорится, что пятидесятилетней бабе противопоказано сидеть за рулем. То, что сумел мой супруг, одолею и я. — Из коридора послышался звонок. — Ну пошли, что ли? — Адамцева поднялась со стула и засеменила на своих коротких ножках к умывальнику, ополоснуть жирные руки и губы.
— Бедняжка! — вырвалось у Пудиловой, когда та находилась уже на таком расстоянии, что не могла услышать ее реплики. И, засовывая сверток в сумку, Пудилова снова ухмыльнулась.
Уходили не все сразу.
Камил Маржик, оставшийся на какое-то время у вешалки в одиночестве, перебрался к окошку, выходящему в сад, возле которого, слегка опершись о подоконник, стояла худенькая женщина. Камил двинулся к ней. Отсюда, от полок, где по первоначальному замыслу должна была лежать методическая литература и свежие газеты, а теперь громоздились лишь старые номера «Младего света» да растрепанные журналы, он мог хорошо разглядеть ее. Она стояла к нему в профиль: коротко подстриженные волосы — несколько лет назад это называлось «под мальчика», покатый лоб плавно переходил в коротенький носик. На неярких ее губах в прошлом году Камил припечатал поцелуй. Тогда это был всего лишь товарищеский поцелуй, не более того. У Ирены был день рождения, все скинулись по десятке и купили бутербродов и две бутылки вина, красного и белого. На ней было платье, зеленое, как трава, Камил это помнит точно. У него в руках гитара, он изобразил какую-то торжественную мелодию, остальные запели «многая лета, многая лета». Камил считает, что и сегодняшний красный цвет ей к лицу, кофточка наглухо застегнута. На все крохотные пуговки до самого горла. Кофточка плотно обтягивает ее фигуру, подчеркивая выпуклости маленьких грудей: его ладони бессознательно складываются ковшиком, он быстро разжимает пальцы, но Ирена и предположить не может, что его взгляд, вкрадчивый и ласковый, словно кошка, льнет сзади к ее юбке и ногам…
— Что ты там увидела? — окликнул ее Камил.
Ирена, вздрогнув от неожиданности, взглянула на Камила отсутствующим взглядом. — Что-нибудь случилось?
— Нет, ничего…
Камил прислонился спиной к стеклу. Бенда уже вернулся из директорской, весь красный: похоже, получил очередную взбучку. Уселся к столу, из ободранного портфеля достал грушу и начал сосредоточенно чистить ее маленьким перочинным ножиком. Шкурки мягко ложились на вырванный из тетради лист.
— Отпустишь вечером Мирека? — спросил Камил.
Ирена вздернула подбородок и раздраженно ответила:
— А я его и не держу!
— Ну так разок не встретитесь, подумаешь трагедия!
— Раз-о-о-ок?.. — протянула она, и губы ее на секунду вытянулись трубочкой.
— Нам репетировать надо. Такая конкуренция! Ты себе даже представить не можешь! Сколько нахалов хватает в руки инструменты и на глазах у ошеломленной публики принимается их истязать!
— Мирек у меня разрешения не спрашивает!
— Наверное, боится, — пошутил Камил.
— Он?.. — Ирена опять уставилась в окно. Утренний туман рассеялся, и опавшая листва заиграла свежими красками.
— Ты не должна его у нас отнимать! Такого трубача — поискать! Иначе мне за него работать придется. Послушай, Ирена, мы в субботу лабаем в Тынце, поехали с нами? А?..
— Нет.
— Но почему? — удивился Камил. — Разве мы так плохо играем?
— Не знаю…
Камил не отставал:
— Давай, давай выкладывай!..
Ирена резко повернулась к нему и заморгала ресницами.
— Потому что я все это ненавижу: и музыку, и ваши гастроли, и репетиции — ну просто все…
Камил собрался было возразить, сказав, что музыка возвышает, подчиняет, что музыка — это нежный тиран и тонкий врачеватель души! Он мог бы сразить Ирену еще тысячей аргументов, но снова прозвенел звонок и пресек все дебаты. Ирена отделилась от окна, и Камилу оставалось лишь крикнуть ей вслед:
— Ты и сама знаешь, что неправа, сама ведь это знаешь!..
Как и все остальные, они двинулись через узкие двери в коридор. Ирена Гаспеклова свернула направо, в четвертый класс, он заспешил по лестнице на второй этаж. У него был урок музыкального воспитания в седьмом. Гамма соль мажор, песня «Хозяюшка, хозяюшка»… и отрывок из лашских танцев.
В цокольном этаже Камил увидал коллегу Каплиржа, который что-то объяснял молоденькой учительнице. Одной рукой он придерживал у стены лист бумаги, а второй чертил на ней концентрические окружности. Каплирж, по-видимому, уже окончил свое объяснение, потому что в тот момент, когда мимо них промчался Камил, он отлепил лист бумаги от стены, протянул его учительнице и сказал: